— Ты думаешь, мне стыдно? Ты ожидал, что я отступлю? — Я рассмеялась в ответ, когда он поцеловал и укусил мне горло и плечо.

Он потянул за ошейник, как бы напоминая мне об этом, но в остальном ничего не ответил и вместо этого его рот занялся моими сиськами.

Между этим и его поглаживающими пальцами мое сердце бешено забилось, а дыхание участилось, с каждым мгновением все быстрее и тяжелее.

— Бедный принц, — фыркнула я, способная смотреть только на хаотичное нагромождение подиумов наверху, благодаря его непреклонной хватке. — Не может заставить подчиниться даже жалкого человечка.

Все еще обхватывая губами мой сосок, он промурлыкал что-то, что было наполовину стоном, наполовину развлечением. Вибрация разлилась по моим венам, пронзая удовольствие в самом центре.

Он дернул меня за волосы, так что я посмотрела на него.

— В тебе нет ничего жалкого, вероломная ведьма. — Его нос сморщился в рычании, когда он ткнул в меня пальцем.

Мой крик затерялся в открытом пространстве театра, когда он толкнулся раз, другой, добавил еще один палец, провел большим пальцем по моему клитору и так быстро заставил меня кончить.

Я устремилась в небытие, разбивая вдребезги мерцающее осознание.

Даже когда я плыла обратно вниз, я ненавидела то, что для него это было так легко. Я ненавидела то, что моя ненависть к нему переросла в желание. Я ненавидела его и любила это.

— Ты так легко приходила для своего друга-человека, Зита? — Он усмехнулся, извращенная радость скользнула по его глазам, как расплавленное золото, льющееся из их глубины. — Или это только я могу так быстро раскалить тебя?

— Спрашиваешь о моих бывших любовниках? Осторожнее, принц, ты начинаешь казаться одержимым.

Он вздрогнул, на мгновение его глаза расширились, он был беззащитен. Затем он оскалил зубы и прорычал:

— Пошла ты.

Я улыбнулась в ответ, радуясь победе, заставив его использовать такой слабый ответный удар. Он знал, что я сказала правду. И, будучи фейри, он не мог этого отрицать.

— Трахни меня? — Я выгнула бровь. — Ты продолжаешь это говорить, и все же…

Если бы мои запястья не были связаны, я бы уже сорвала с него одежду. Вместо этого я вцепилась в шелк, желая, чтобы это было его горло, его волосы, его рубашка.

Связанная, я была беспомощна, чтобы прижаться к нему, но это не означало, что я не могла манипулировать им, чтобы он делал то, чего требовала моя горящая плоть.

С невинной улыбкой я захлопала ресницами.

— Жаль, что ты слишком труслив, чтобы довести дело до конца, не так ли?

Его хватка на моих волосах ослабла, откидывая мою голову назад.

— Трус, да? Ты уже второй раз называешь меня так. — Его голос грохотал во мне, низкий, темный и злобный. — Я заставлю тебя пожалеть об этом.

Он оторвал от меня свои пальцы, и я не смогла сдержать звука, который издала из-за их отсутствия.

— Тогда приступай к делу.

— Нетерпеливая ведьма. — Он вытащил ремень из брюк и туго затянул его, задумчиво глядя на меня.

У меня перехватило дыхание, страх змеился в промежутках между моим желанием. Он бы не стал.

Он понюхал воздух, затем мрачно усмехнулся, прежде чем отбросить пояс в сторону.

— Это стоило того, чтобы просто увидеть выражение твоего лица. Но запах… — Он покачал головой, расстегивая брюки.

— Придурок.

Он усмехнулся, когда его член высвободился, уже твердый, его кончик блестел от влаги.

— Это то, о чем ты просила. — Схватив меня за бедра, он притянул меня ближе. Мое положение в шелках не давало мне сил сопротивляться.

Да я и не хотела этого делать.

Я хотела, чтобы он сдался. Несмотря на то, что у него была полная власть над своим телом и всем остальным во всей этой ситуации, я хотела, чтобы он контролировал ситуацию и все еще не мог сопротивляться.

Он провел по мне всей своей длиной, и я издала тихий звук в тот же момент, когда он прерывисто вздохнул.

— Скажи мне «нет», Зита. — Его голос прозвучал хрипло, когда он удержал мой пристальный взгляд и приставил тупой кончик к моему входу. — Скажи мне прекратить это.

Я выпрямилась в шелках — пожалуй, единственное движение, на которое я была способна со связанными коленями и запястьями.

— Никогда.

Звук, который он издал, был животным, наполовину рычанием, наполовину ревом, и совершенно диким.