— Я была для тебя просто игрой? — шепчет она, но я качаю головой.

— Нет, я не знал, кто ты, до того, как мы встретились, — это не ложь.

— Тебя вообще волнует, что ты убил человека? — пистолет дрожит в ее руках. Я не двигаюсь. Знаю, что этот вопрос важен для нее, поскольку мы говорим о ее брате. Но я также не могу лгать ей, даже если она какое-то время будет меня ненавидеть.

— Нет, для меня это не важно. Твоя семья убила мою мать. После войны, в которой погибли многие другие, мы заключили договор. Кто-то из тех, кто работал с нами, должен был жениться на члене твоей семьи. Почти десять лет все было хорошо. Они нарушили договор. Я бы не изменил это, даже если бы мог. Он заслужил это и знал, что это случится. Он сам вырыл себе могилу.

Слезы катятся по ее щекам, и мне хочется вытереть их, зная, что я их причина. Я бы хотел, чтобы она могла понять, как устроена моя жизнь.

Она снова отодвигается. Я продолжаю говорить: — Но ты, Амайя, ты единственная из Коскович, кого я бы никогда не обидел. Ты единственная, ради кого я готов отдать свою жизнь, потому что по какой-то чертовой причине понял, что начинаю влюбляться в тебя, — признаюсь я, сердце стучит у меня в ушах, заполняя тишину между нами. Я хочу, чтобы она произнесла что-нибудь и сказала мне, что чувствует то же самое. Или, по крайней мере, что не ненавидит меня.

Она качает головой.

— Ты уже причинил мне боль. Ты заставил меня открыться тебе, довериться. Я впустила тебя в свое тело, — кричит она, размахивая пистолетом.

Мне нужно быть внимательным, пока она случайно не поранилась.

— Пристрели меня или отдай пистолет.

Ее плечи опускаются от команды в моем голосе, и она падает на колени, с глухим стуком роняя пистолет, что мгновенно заставляет меня действовать. Я отбрасываю пистолет ногой и опускаюсь перед ней на колени, обнимая ее тело, но она сопротивляется, крича, чтобы я не прикасался к ней.

Я знаю, что должен отпустить, но не могу. Она ломается, и я виноват в этом. Мои глаза жжет, эмоции борются за то, чтобы вырваться наружу. Я не плакал с тех пор, как умерла мать. А теперь теряю еще одну важную для себя женщину. Я не знаю, кого сейчас ненавижу больше — себя или Ивана Косковича.

Я целую ее в висок.

— Позволь мне хотя бы убедиться, что тебя не пообещали выдать замуж за кого-то другого.

Она замирает в моих объятиях.

— Что?

Я вздыхаю, зная, что причиню ей еще больше боли, рассказывая о реальности жизни в мафии. Даже если не росла с ними, она единственная дочь Ивана. Она не будет неприкосновенна. Особенно теперь, когда унаследует все, после смерти Ивана. Им нужен преемник.

— Твоя семья хочет власти. Для этого им нужны связи. Он мог забрать тебя, просто чтобы заключить выгодную сделку. В моем мире браки по договоренности случаются постоянно.

Мне нужно, чтобы она точно знала, что может произойти, если она уйдет, ничего не узнав. Когда она замолкает, я убираю волосы с ее мокрых щек.

— Я никогда не буду в безопасности ни от кого из вас, не так ли? — бормочет она.

Я сдуваюсь. Я хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности со мной, но я тот, кто все испортил.

— Ты никогда не будешь неприкосновенной, пока не выйдешь замуж.

Она рыдает и снова отталкивает меня, и на этот раз я позволяю ей.

— Самое худшее во всем этом то, что я действительно люблю тебя. Я хочу простить тебя, но не могу, — она сердито вытирает слезы со своих щек, шмыгая носом.

— Тогда выходи за меня замуж, — она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты сошел с ума.

Она встает и расхаживает по комнате.

Я остаюсь на коленях.

— Может быть, — я пожимаю плечами. Но так я смогу оберегать ее вечно.

Он сумасшедший. Он предал мое доверие, а теперь хочет, чтобы я вышла за него замуж? Часть меня хочет согласиться, поскольку он мог бы защитить. Но другая, рациональная часть, говорит мне бежать.

Если то, что он говорит, правда, то я всегда буду в опасности. Я смеюсь про себя и качаю головой, продолжая ходить взад-вперед. Я смотрю на Виктора, который все еще стоит на коленях.

— Ты убил моего отца? — мне нужно знать; я нисколько не сомневаюсь, что Виктор застрелил бы его, будь у него такая возможность.

Виктор делает глубокий вдох, но не отводит от меня глаз.

— Пока нет.

Я подхожу к нему ближе, неуверенная в том, что на самом деле делаю.

— А Дэмиена? — тихо спрашиваю, делая шаг вперед, хотя знаю, что не должна.

Он смотрит мне в глаза.

— Я оставлю его, чтобы ты сама решила, что с ним делать.

Не знаю почему, но мое сердце учащенно бьется. Хочу ли я отомстить?

Виктор хватает меня за руки и целует костяшки пальцев.

— Ты для меня все. Тебе решать, как его наказать.