Шрифт:
* * *
Серега ]Шевченко постепенно восстановился. Жизнь в кубрике наладилась. Мы все больше становились похожими на слаженную и дружную команду.
Я понемногу привык к службе и армейскому быту. Как-то перед окончанием учебки меня вызвали к полковнику Нечипоруку.
Я бегом метнулся в штаб, постучал в дверь его кабинета, услышав громогласное «войдите» вошел и отрапортовал о своем прибытии.
В кабинете вместе с полковником сидел офицер.
— Бодров вот, по твою душу. Из самой столицы за тебя просят, не знал, что ты важная птица. Ты, выходит, у нас «блатной»?
— Никак нет, товарищ полковник!
Я стоял вытянувшись по стойке смирно и смотрел прямо перед собой.
— Ну ладно, нет так нет. Оставлю вас с Михал Романычем. Переговорите
— Подполковник Александров, вольно, — представился офицер.
На вид ему было лет под сорок, светлый, сухощавый с острыми чертами лица и тонкими усами.
Подполковник задал мне пару вопросов о службе в учебке, спросил — знаю ли какие-нибудь иностранные языки.
Я ответил, что учил в школе английский со словарем. Тогда он задал мне пару несложных вопросов на английском.
— Говорят вы имеете стаж погружений, товарищ матрос? Так я понимаю?
— Так точно! Имею, товарищ подполковник, на гражданке в спасательной службе работал.
— Пойдешь к нам в водолазы, Бодров?
— Если Родина прикажет, хоть на Северный полюс полярником пойду, товарищ подполковник.
— Это хорошо, тогда решено. Я твою батю знал. Вместе служили вот получается сына друга к себе забираю.
Эта информация была несколько неожиданна для меня.
— Разрешите обратиться, товарищ подполковник?
— В водолазы или в боевые пловцы?ё
— Скоро все узнаешь.
Видимо, вопрос о моем переводе к другому месту службы уже давно был решен без меня.
Оставшиеся недели перед окончанием учебки моим делом занималась куча народа.
Особист оформлял на меня какие-то бумаги, я с несколько раз ездил с прапорщиком Шматко в госпиталь на медкомиссии.
При этом с меня не стали требовать меньше, чем с других, даже наоборот.
Теперь мы всей ротой, бегали с нагруженными вещмешками. К слову сказать теперь бегать было намного легче, чем в начале, я уже и не чувствовал, что бегаю в сапогах.
А бегаем ни много ни мало по двадцать килиметров день.
После физухи мы отправлялись в учебные классы, изучали там различные виды вооружений, морского и водолазного оборудования, теорию тактики боя, работали с картами.
Серегу определили в саперы и его забирали в класс инженерной подготовки.
Там они занимались инструкторами взрывниками, разбирая и устанавливая макеты мин.
Вечерами он рассказывал, как они изготавливали заряды самых разных типов.
Они учились минировать мосты, дороги, корабли и катера. Инструктора категорически запрещали им записывать любую информацию, поэтому им приходилось все заучивать наизусть.
Вечером со мной он повторял усвоенное, поэтому можно сказать, что я тоже изучил теорию взрывного и саперного ремесла.
Великая Отечественная дала нашим сапером очень много опыта, Немецкие историки, говоря о войне с СССР, любил повторять, что русские в военном деле оказались прекрасными учениками и превзошли своих учителей — солдат и офицеров Вермахта.
Серега рассказывал, что в годы войны незримое противостояние немецких минёров и советских сапёров происходило не только на фронте, но и в тылу.
Отступая, вермахт оставлял за собой сотни смертельных «сюрпризов» с часовым механизмом, которые предстояло найти и обезвредить.
Инженерная служба вермахта даром хлеб не ела. Немцы устанавливали такие мины, используя химические и часовые взрыватели и сотни килограммов взрывчатки.
В результате мины замедленного ждали не просто своего часа, а дня.
И ждать могли долго, не срабатывая до месяца. Вред от них был огромный.
К примеру, на передовой противник применял такую хитрость: во время наступления советских войск мог оставить без боя одну линию траншей, уходя в другую.
Наши занимали немецкие окопы, а дальше начинались адская серия взрывов.
Вместе с Шевченко я изучил различные типы взрывных устройств, плотность и физические свойства материалов, наиболее уязвимые места строительных конструкций и различной техники.