– Значится так… – я посмотрел на Сашку. Он сидел, закинув голову наверх и глядя прямо в деревянный потолок. – Что это ты там разглядываешь?

– Меня сейчас стошнит, – вяло сказал Саня.

– Что такое? – я с беспокойством оглядел закуски на столе, – что-то не так с едой?

– Нет! Это что-то не так с нами. Я больше не могу. Я не могу перемалывать эту жвачку по сотому разу! Если бы это был сериал про ментов, я бы давно переключился на другой канал! У меня ощущение, что я смотрю какую-то «Санта-Барбару», и каждый день, перед каждой серией, мне рассказывают содержание всех предыдущих… Я не могу больше!…

– Ладно, Саня, ты прав, – я действительно готов был согласиться с напарником. – Это просто переливание из пустого в порожнее – не более. Так с мёртвой точки не сдвинешься. Давай просто напьёмся!

– Ты знаешь, я и пить больше не могу.

Действительно, какой-то день сурка. Я просыпаюсь каждый день, а в нём опять всё то же самое, что было вчера. Мы рыскаем по городу, собираем какие-то свежие и несвежие трупы, ловим кого-то не того, склеиваем то, что изначально не было единым целым. Мы носимся из отделения в отделение, и везде наталкиваемся на всеобщее нежелание искать этого самого стрелка-мстителя. Следователи даже не пытаются создать иллюзию хоть какой-нибудь деятельности. Они достаточно ясно дают понять: землю рыть и попки рвать они не станут. Ну, крошит кто-то откровенных бандитов! Ну, убирает кто-то тех, кого не смогла победить система правосудия. Кто-то вершит самосуд. И хрен-то с ним! Пусть себе! Просто бунт на корабле какой-то. И дело даже не в том, что искать они не хотят, а глухари эти все на мне виснут! Просто нет такого права ни у кого забирать жизни других людей. Что у первых – преступников или приравненных к ним, что у вторых – мстителей хреновых… Уж не знаю, сколько их там – один, два, или целая организация… Чёрт! А что, если их действительно много? Ведь нельзя же одновременно заниматься всем – следить, стрелять, отправлять электронные письма, уничтожать следы в Интернете… Нет, он не один… Сашка лениво разлил по рюмкам водку и мы молча выпили.

– Как на поминках, – заметил Саня, – даже не чокаясь. О! Смотри! Краля твоя пришла!

Я обернулся, и за соседним столиком увидел свою потенциальную судьбу. «Уж сегодня я её не упущу!» – твёрдо решил я.

– Давай, Саня, закончим с делами…

– Мы никогда с ними не закончим. Найдём этого, станем искать следующих. Всё, аут. Меня нет, – Сашка снова откинулся на спинку стула и запрокинул голову.

Вид – зашибись! При таком приятеле, самое то с девицами амуры разворачивать! Нет, подожду пока… Я набрался духу и заискивающе, вкрадчиво спросил у Сани:

– Саш! Ну, можно я тебе ещё одного висяка пристрою?

– Висяка?! – Сашка с таким воодушевлением и радостью воскликнул это, что «полянский» повар снова с готовностью выставил пузо из-за ширмы.

Мне опять пришлось сделать останавливающий его порыв жест. Правда, Санёк умудрился сточить всю закуску, и я, к неописуемой радости шеф-повара, всё же махнул рукой, приглашая официантку. Та незаметно возникла у столика в считанные секунды. М-м-м! Каждому общепиту бы такое обслуживание. А ещё лучше, тому, прежнему общепиту – такое обслуживание, да ту водочку, и те ценники, но сегодняшние разносолы… А то, к слову, моей зарплаты никак не хватает на ежедневное: «Ну пойдём, посидим!..». Тем более, что Сашка всё время на мели. Куда только деньги девает? Хотя при его зарплате… Я заказал «повторить» и «усугубить».

– Какого ЕЩЁ висяка? – Сашка не повёлся на барский жест с моей стороны в виде дополнительного заказа.

Он смотрел исподлобья, от весёлости следа не осталось. Чуял подвох, мерзавец. Выбора у меня не было. Звонарёвское дело жгло мозг. Я был почему-то уверен, что оно имеет к нашей «правосудебной» или «правосудийной» кампании непосредственное отношение. То есть, ни на минуту не сомневался в этом. Причём, эта уверенность основывалась на чём-то среднем между интуицией и логикой. Логично было предполагать, что дело Траубе предположительно можно отнести к нашей серии, интуиция подсказывала, что предположение логично. Как вот только Сашку в этом убедить?

Я за полчаса поведал напарнику о том, что рассказал мне по делу Звонарёв. Сашка, как обычно слушал молча и отстранённо. Могло показаться, что ему это всё неинтересно, и он только делает вид, что слышит меня. Он курил сигареты – одна за другой, и сидел, уткнувшись глазами в пепельницу, которая переполнялась окурками быстрее, чем официантка успевала её опустошать. Когда я замолчал, Сашка молча встал и вышел в туалет. Я подумал, что сейчас его реально стошнит. Вернулся он бледным и сосредоточенным. Махнул рюмку и, не закусывая, снова закурил. Молчание затянулось. Я уже собрался воспользоваться моментом и пойти знакомиться с девицей. А то время идёт. Ничего не происходит. У Сашки, похоже, звук где-то отключился. А девица вечно не будет сидеть и потягивать своё ядрёное пойло. Но Сашка вдруг ожил:

– А с чего это ты взял, что это дело хоть какое-то отношение имеет к нашей серии? – Сане идея с присоединением ещё одного заведомого «глухаря» не нравилась. – Давай сделаем так: то, что очевидно, пусть будет в нашей серии. Давай не будем все трупы подряд и остальных недобитых, но покалеченных, за уши подтягивать под нашу версию. Эдак мы можем любое преступление подвести под нашу же легенду. У нас и свои-то дела не слишком заметно друг с другом стыкуются. А ты хочешь совершенно выпадающее из нашей схемы преступление подтянуть к нашему конструктору? Может не стоит? У меня начальство есть, у тебя начальство есть. И они, эти начальники, – точно тебе говорю – не обрадуются, если мы со счастливыми лицами придём к ним и скажем: «А мы тут нашли ещё целый ряд преступлений, которые, как нам кажется, подпадают под нашу рабочую схему мести». Я тебе больше скажу: они будут очень недовольны. Более того, они будут просто ужасно, невероятно злы. Они нам, Серёга, просто яйца оторвут, – устало закончил Сашка и как-то обмяк, начав клевать носом.

«Вот ведь как выговорился!» – с завистью подумал я. До меня дошло, наконец, что явление «старые дрожжи» достигло своей заключающей фазы. Я вздохнул, погасил недокуренную сигарету, встал и понёс свой организм, напичканный алкоголем и тяжкими думами о запутанном деле, в угол кафе. Там, на привычном уже месте сидела та самая девушка, с бокалом невозможного на вид продукта. Я не стал здороваться. Не стал знакомиться. Я не стал спрашивать разрешения присесть за её столик. Я просто усадил своё почти стокилограммовое тело на стул напротив девицы и задал самый дурацкий из всех возможных вопросов: