— Ла. Ла-ла, — пела она.

— На. На-на, — отвечал он.

Дзинь. Дзинь-дзинь. Бум. Бум-бум. Затишье.

Она улыбнулась и отпрыгнула.

«Даже сжатия не нужно, дорогая Си, я всё понял».

Губительная острота, скрытность, элементальная атака, божественная вуаль, возврат к владельцу, элементальная атака.

Взгляд.

Выдох.

Взмах сакуры.

И снова это ощущение потустороннего, мы разрезали время и пространство, выпустив всю мощь и эмоции розовато-чёрной линией света. Врезались в его меч.

Он смог остановить этот поток, лишь благодаря таинственному «укреплению», что мутно-фиолетовым грозовым облаком перетекло на меч. Он впитал энергию и выпустил её за своей спиной… Или мне лишь показалось. Уже не так важно.

Они бросили мечи на землю и обнялись. Исход боя был мне неясен, но этим и прекрасен, ведь бились они не ради меня, Гласи или Вольдемара. Главное, что они всё поняли.

Си зарыдала, а Шанкс лишь шептал: «Спасибо…», «Спасибо…».

Грохнулись на землю без сил. Долго восстанавливали дыхание. Дворецкий, издали наблюдавший за боем, поднёс Шанксу воды. Рыцарь пить не стал, лишь показал рукой в сторону своей дамы.

— Восхитительно! — завизжала Гласи, — Как глубоко, как проникновенно! Как чувственно! Какая искра!

— Да, занятное сражение. Ещё более занятная магия… — задумчиво ответил Вольдемар.

***

Что может быть лучше после такого боя, чем накрывающая паром и отрубающая жаром баня? Вряд-ли что-то…

Вольдемар и Гласи устроились у камина в главном зале и стали обсуждать что-то, затем торговец магии достал старинную книгу и вдумчиво стал объяснять кристальной жрице что-то на сложном магическом языке. Она понимала и ей было интересно.

Шанкс же, оклемавшись от боя быстрее, чем Си, помог ей подняться и без лишних слов повёл её в самую дальнюю часть резиденции. Там стояло прямоугольное одноэтажное здание, как я думал – сарай, но, оказавшись внутри понял – баня. Помесь русской и турецкой.

Переодевшись в просторном деревянном предбаннике, они открыли тяжёлую дверь с тугими петлями и расплылись в довольной улыбке.

Достаточно тонкий тканевый халат правильно обтянул фигуру Си, от чего она казалась ещё привлекательнее. Шанкс старался лишний раз не смотреть в её сторону, но ему несомненно понравилось.

Оказавшись внутри все мы позабыли про любые намёки на эротизм происходящего и полностью отдались таинству парения. Си разлеглась на каменной лежанке, что была сплошным серым камнем с белыми вкраплениями. Шанкс сел на уровень ниже, облокотившись спиной на распаренные доски, а я попросил, чтобы меня оставили поближе к печи.

Снизу была топка, со стреляющими поленьями внутри, а выше стояла прямоугольная чаша с ярко-оранжевыми камнями одинаковой формы – видимо особенные и наверняка очень дорогие камни. Кажется, они самостоятельно поддерживают температуру, и сами же испускают пар, от чего постоянно выливать вёдра воды не требуется.

— Как хорошо-о-о, — протянул Шанкс, разминая забившиеся бицепсы.

— Да… — извиваясь, как змейка ответила Си.

— Я, на самом деле, очень благодарен тебе за бой, Селестия, и за слова, которые ты мне сказала. Мне было очень непросто принять это решение, ну, про пророчество, книгу и всё остальное. Отец воспитывал меня так, что я наверняка обязан следовать словам в пророчестве и принять их в качестве своей судьбы. Мне никогда это не нравилось, но и выбора у меня не было, — Шанкс выпрямился и спустил халат с плеч, оголив спину.

Вот почему для него эта история – не просто выбор: подчиниться судьбе или построить её. Для него это личностный конфликт, борьба со своим детством, сильная боль…

Вся его спина, сколько было видно, изуродована вздутыми шрамами и неровными буграми, исписана, как тетрадный лист прилежного ученика – от и до, прямыми и кривыми линиями страданий. Местами шрамы чётко давали знать о своей природе – ожоги, где-то были другие – множественное рассечение… Страшно смотреть.

Си медленно провела рукой по одной из глубоких линий, её пальцы едва касались кожи, будто боялись причинить новую боль. Она не могла вымолвить ни слова.

— Вот она – страшная тайна нашей семьи. От первого Грацио, до меня – спины старших сыновей всегда выглядели так. Именно таким способом прививается почтение к книге, даже если ты никогда ей не сопротивлялся, я же… Был против, за что провёл бесчисленное число ночей без сна. Он бил так, что ещё несколько дней ты не мог даже вдохнуть воздуха от боли. Это сломало бы любого, сломало и меня, — по его телу стекали капли пота, а из глаз выдавливались кислотные слёзы – отголоски былой боли.

Внутри парилки пахло еловой смолой.