Нависла тяжёлая пауза. Манипур с трудом старался сдержать слёзы.

— Если такое случится, — продолжил он. — Не мучайте мальчика. Везите его сразу же назад — домой. Договорились?

— Я сделаю всё, чтобы этого не случилось, господин Манипур Кирис, — кивнул я. — Можете на меня положиться.

Манипур был разбит. Видимо, он полагал, что уже после постановки первого диагноза «миелодиспластический синдром» его сыну станет лучше.

Он молча отвернулся и побрёл к своему автомобилю. Как только Рупаль Наиду увёз брахмана, на парковке появился Ниидзма Касуга. Вместе мы дождались прибытия Тачибаны и Асакуры, после чего погрузились в машину и направились в неизвестном для всех, кроме Ниидзимы, направлении.

А фармаколог вёз нас куда-то за черту города. Из окна автомобиля передо мной предстала живописная природа Индии.

— Почти приехали, друзья, — сказал он. — Понимаю ваше замешательство, но будьте уверены — вам понравится!

Через десять минут машина свернула на бездорожье, и перед нами раскинулось широкое поле, за которыми виднелась полоска реки.

И кое-что ещё.

Тачибана Каори открыла окно и наполовину высунулась из машины.

— Не может быть! — воскликнула она. — Ниидзима-сан, вы… Это ваш сюрприз?!

— Что там?! — Асакура начал отталкивать Тачибану от окна. — Я не вижу!

Один лишь я сидел спокойно, дожидаясь грандиозного момента.

— У меня была такая же реакция, когда меня привезли сюда, — рассмеялся Ниидзима Касуга. — Я знал, что вы удивитесь.

— Слоны, Тендо-кун! Смотри, сколько слонов! — восторженно завизжала Тачибана Каори. — Боже, никогда не видела этих животных вживую…

— Ну что, уважаемые коллеги, удивлены? — улыбнулся Ниидзима Касуга. — Представляю ваши эмоции. Сам такие же испытывал два года назад.

По огромному зелёному полю слоны в сопровождении пастухов спускались с холма к реке, видимо, готовясь к водопою.

— Я бы лучше пастухом для слонов работал, чем продолжать свою деятельность невролога, — усмехнулся Асакура Джун.

— Это не пастухи, — подметил Ниидзима Касуга. — Вернее, роль у них именно такая, но называется эта профессия по-другому. Махут! Вряд ли вам о чём-то говорит это слово.

— Нет, почему же, — пожал плечами я. — Слышал о такой профессии. Всё-таки уже не первый день в Индии. Больше никто, кроме Ниидзимы-сана, не слышал о них?

— Да будет вам, Кацураги-сан, — улыбнулся Ниидзима. — Мы в отпуске. Давайте на «ты». Можно «Касуга-кун», так уж и быть. Разрешаю. Для Тачибаны-сан можно даже Касуга-тян, если угодно.

До сих пор не могу привыкнуть к этим превратностям суффиксов. В Японии нет чисто мужских или чисто женских обращений. Можно и хорошего знакомого назвать на «-тян», однако это вовсе не будет означать, что я считаю его женщиной. Скорее это послужит, как сильно уменьшительно-ласкательное. Так обычно дети называют всех своих родственников. Часто дедушек и бабушек.

— Нет уж, Касуга-кун, давайте как-нибудь без столь близких отношений, — отмахнулась Тачибана Каори, продолжая наблюдать за слонами.

Но Ниидзима Касуга уже привык принимать отказы. Одна Ритика Базаль чего стоит.

— Да плевать на эти ваши обращения! — воскликнул Асакура Джун. — Лучше расскажи про этих Махутов, Тендо-кун. Раз уж мы экскурсовода с собой не взяли.

Ниидзима Касуга поднял руку, намекая, что он может выступить в роли экскурсовода, но я уже начал рассказывать коллегам о том, как происходит ухаживание за слонами.

— Махут — это не только пастух, но и наездник. Этот человек ухаживает за слонами, следит за ними весь день напролёт, прерываясь только на сон, — объяснил я.

— Всяко проще, чем пациентов лечить, — буркнул невролог.

— Но всё не так просто, Джун-кун, — улыбнулся я. — На случай если ты захочешь бросить Японию и остаться в Индии следить за слонами, учти — это мастерство потомственное. Оно передаётся от отца к сыну. И эта традиция неизменна уже много сотен лет. Если не тысяч.

— Ну могу же я стать первым в своём роду, кто освоит ремеслу Махута? — спросил Асакура Джун.

— Вряд ли, Джун-кун, — вступил в разговор Ниидзима Касуга. — Не думай, что Индия менее традиционная страна, чем Япония. Многие здесь склонны соблюдать древние правила куда больше, чем мы с вами. Вот вы, к примеру, когда в последний раз вскрывали себе живот после неудачного лечения пациента?

— Что?! — воскликнул Асакура Джун. — Да это же осталось далеко в средневековье.

— Я бы так не сказал, — помотал головой я. — Наши предки даже во время Второй мировой войны практиковали сэппуку в случае неудачи. Эта кровавая традиция исчезла в течение последнего столетия. А у Якудзы сохранилась и по сей день.