Наконец Моника Бержерон сдвинулась с места. Она подошла к Бенджамину Саутуорту и заговорила, глядя прямо ему в лицо.

– Да, - сказала она.
– Я ходила к братьям Гэмсби. Я покупала их яд и давала его Арману каждый раз, когда он был в состоянии проглотить его. И каждую минуту я молилась. Я молилась, чтобы каждый глоток был последним и чтобы у него хватило порядочности умереть.

– Ты черная сука, - прохрипел доктор Саутуорт.

– А знаете почему?
– продолжала Моника, как будто он ничего не сказал.
– Потому что Арман позорил меня в течение многих лет. Он даже моего ребенка настроил против меня.

– Это грязная ложь!

– Что вы знаете об этом?
– спросила Моника.
– Вы знаете только то, что рассказывал вам Арман, и могу держать пари: в своих рассказах он никогда не был виноватым. Он был отвратительной свиньей, пьяницей и лжецом - и я рада, что он умер.

Папа! Папочка!

Анжелика стояла в дверях и старалась закричать.

Но мать и доктор ее не слышали.

– И можете написать это в свидетельстве о смерти тоже, - сказала Моника.
– Давайте, пишите. Он умер, а его жена радуется.

– Нет, - сказал доктор и сел.

Моника торжествовала:

– А теперь убирайтесь из моего дома, - сказала она.
– Чтобы никогда мои глаза вас не видели.

– Медленное кровотечение души, - прошептал доктор Саутуорт.
– Вот что должно быть написано на сертификате. Мой друг умер от медленного кровотечения души.

Папа. Папа. Папочка.

Анжелика проснулась и села, выпpямившись, в постели. Ее дрожащие руки нащупали лампу, но и тогда еще дрожь не прекращалась, а ее тело было покрыто потом.

Два года, подумала она. Два года ушло у нее на то, чтобы вспомнить, и теперь она вспомнила все.

Когда той ночью она все-таки закричала и они ее услышали, Моника и доктор обернулись как раз в тот момент, когда она упала без сознания на пол. Ей пришлось провести в постели весь следующий день, и тогда она не поняла, почему. Пришел доктор Саутуорт и дал ей таблетки, а когда она спросила, почему, он велел ей не разговаривать и отдыхать. Она заснула, приняв таблетки, но в какой-то момент услышала, как доктор сказал Монике:

– Тебе повезло, Моника. Ребенок не помнит, что он слышал.

Не помнит чего? Все это время она старалась воскресить в памяти то, что она должна вспомнить, и теперь она это знала.

Сидя в кровати, Анжелика плотно натянула на себя одеяло, пока дрожь не прекратилась.

Это правда, папа?
– спросила она.

Да, отвечал Арман. Неужели ты думаешь, что иначе я бы тебя оставил?

Великое спокойствие снизошло на нее, и она поняла, что должна делать.

Все в твоей власти, сказал Арман.

Поспеши. Иди вниз. Скорей.

Анжелика медленно встала и надела купальный халат. Расчесывая волосы, она улыбнулась своему отражению в зеркале.

Наконец-то, папа, сказала она, открывая дверь спальни и спускаясь вниз.

Моника была в кухне и гладила.

– Я вижу, у тебя прошла головная боль, - сказала она.

– Да, мама.

Анжелика подошла к плите и поставила воду для чая. Ее движения были медленными и заученными, будто она на сцене. Когда чай был готов, она налила себе чашку и повернулась к Монике.

– Скажи мне, мама, как ты себя чувствуешь после того, как убила моего отца?

Утюг, который держала Моника Бержерон, замер прямо в центре белой наволочки, и она мгновенно пожелтела.

– Что ты говоришь, злая девчонка?
– спросила Моника. Но руки ее дрожали и голос прерывался.

– Ты слышала, что я сказала, - ответила Анжелика тем же ровным голосом.
– Как ты себя чувствуешь после того, как убила моего отца?

Моника швырнула утюг на доску и кинулась к Анжелике, замахнувшись для удара.

– Только попробуй тронуть меня, - сказала Анжелика.
– Ты, убийца.

Моника опустила руку. Ее лицо побелело.

– Анжелика!

– Медленное кровотечение души, - сказала Анжелика.
– Скажи мне, мама, что это значит?

– Ты плохая, злая девочка, - в ужасе прошептала Моника.

– Но я не убийца, - сказала Анжелика.
– Это ты, ты убила моего отца.

– Нет. Нет. Ты не знаешь, что говоришь.

– Я знаю точно, что говорю. Ты убила его. Я слышала, как ты призналась доктору Саутуорту в ту ночь, когда папа умер. Я слышала каждое слово.