– Той ночью ты была больна, - сказала Моника.
– У тебя был шок и ты потеряла сознание. Даже сейчас ты не знаешь, что говоришь.

– О, я-то знаю, - ответила Анжелика. Она улыбнулась, и голос ее стал неестественно насмешливым.

– Интересно, что сказала бы тетя Антуанетта, если бы узнала, что ты убила папу? Или Grand-pere? Как ты думаешь, что бы он сказал? А Жоржетта? Ты же знаешь, она тебя любит. Держу пари, она с удовольствием бы послушала о том, как ты убила папу.

– Заткнись!
– крикнула Моника.
– Я не хочу больше слушать эту чепуху!

– Тогда не слушай, - ответила Анжелика.
– Пусть другие послушают.

– Никто тебе не поверит, - сказала Моника и, чувствуя, что последнее слово осталось за ней, вернулась к гладильной доске.
– Никто тебя не будет слушать, глупый ты ребенок.

– Хорошо, тогда остается только один выход, - ответила Анжелика.
– Я думаю зайти завтра к Жоржетте после школы. Посмотрим, будет она меня слушать или нет.

Жоржетта Монтамбо многого не могла простить Монике. Она еще помнила Анселя и то, как Моника даже не приехала на его похороны. Она помнила, как Моника уехала и выходила замуж в тот момент, когда ее брат еще лежал дома в гробу. Более того, Жоржетта подозревала, что у Моники отложены деньги. Деньги, о которых Моника не говорила и не собиралась делиться ими с родственниками. О, Жоржетта уж точно выслушает Анжелику. Затаив дыхание, жадно интересуясь малейшими деталями.

– Ты не можешь доказать ни слова, - сказала Моника.

– Ну ладно, мама! Ты знаешь лучше меня.

Анжелика была права. Ей ничего не придется доказывать. Достаточно посеять маленькое семечко подозрения, а остальное сделает Жоржетта. Как это несправедливо, подумала Моника, маленькое сомнение и она снова будет парией. Женщина, которая, возможно, убила своего мужа. Дыма без огня не бывает. Если это неправда, тогда почему ребенок говорит об этом? И против собственной матери? Нет, что-то тут должно быть. Моника уже явственно слышала, как все судачат о ней, и не могла унять дрожь в руках.

– Конечно, это будет зависеть от того, в какую школу я пойду, сказала Анжелика.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что если с завтрашнего дня я буду ходить в Ливингстонскую Центральную, то, возможно, я и передумаю заходить к Жоржетте.

Так и повелось, едва Анжелике исполнилось четырнадцать лет. Анжелика получала все, что хотела, и все родственники Моники говорили, что это преступление - так баловать ребенка. Ведь она стерла пальцы до костей для Анжелики. Посмотрите, как она похудела. Богу известно, что она никогда не была полной, но сейчас она выглядит просто изможденной. Анжелика же выглядела прекрасно.

– Она окончательно оправилась после смерти отца, - говорили родственники Моники.

– Давно пора. Есть время, чтобы плакать, и время, чтобы забывать. Однако учиться в средней школе совсем не обязательно. Моника еще пожалеет об этом.

Ливингстонская Центральная средняя школа занимала два желтых кирпичных здания, ее классы посещало около тысячи мальчиков и девочек.

– Ты ее возненавидишь, Анжелика, - говорили некоторые девочки, которые ходили вместе с ней в Сент-Антуанскую среднюю школу.

– Она такая большая, ты заблудишься.

– И эти ужасные мальчишки.

– Я слышала, что одна девочка оказалась в интересном положении, потому что ходила в эту школу.

– Мой папа говорит, что мальчики, которые ходят в центральную, все собираются стать гангстерами.

– Туда ходят только протестанты.

Ливингстонская средняя действительно была большой, но Анжелике это не мешало. У нее там была некая анонимность, которая ей нравилась, потому что давала возможность осмотреться и прислушаться. Все в Ливингстонской средней говорили по-английски - без этого ужасного акцента канадских французов, который был у ее друзей и родственников, - как говорил Арман, как говорила сама Анжелика, потому что так научил ее отец еще совсем маленькой девочкой.

Нет, нет, мой ангел. Не dem. Тhem* **Им (англ.).** Th. Положи язык между зубами. Теперь скажи Thеm. Th. Th. Теперь скажи these, they, that, theatre.* **Эти, они, то, театр (англ.).

За месяц Анжелика подружилась с ребятами. Теперь имена ее друзей не были французскими, девочек звали Линда, Марта, Джейн, а фамилии - Бейкер, Браун и Бейтс. Субботними вечерами они вместе ходили в кино и потом хихикали, поглощая мороженое с газированной водой. Они часами мыли и укладывали друг другу волосы, делали друг другу маникюр, обменивались одеждой, журналами о кино и эротическими рассказами. Но ни разу их встречи не происходили у Анжелики дома. С самого начала, когда она поняла, что бесконечные визиты являются частью принадлежности к группе, Анжелика решила, что искренность - дело верное.

– Моя мать очень нервная, - cказала она своим новым друзьям, - она не выносит, когда в доме много народа.

– А что с ней такое?
– спросила одна из девочек.

Прелестное личико Анжелики стало очень грустным.

– Она очень изменилась, с тех пор как умер отец.

И ее новые друзья, родители которых много работали и были любящими и нежными, поняли это и совсем не удивлялись, что никогда не были представлены Монике Бержерон.

Когда Линда, Марта и Джейн говорили не о киногероях или прическах, они разговаривали о мальчиках.