– Нет, конечно.

– Вы предположили, как могло произойти преступление, и, судя по материалам дела, все время искали этому подтверждение. А под конец вдруг засомневались. Почему? Вас смутил факт, который не укладывается в рамки вашего предположения? Сигнал в шестнадцать четырнадцать - неожиданное появление конкурента в лице Вула, не правда ли? Однако кассирша по-прежнему у вас на подозрении. Не пытайтесь меня уверить, что это не так. Здесь ведь ещё и расчет за вас:

деньги надо было извлечь из сейфа, незаметно вынести с завода и переправить Цырину. На все полтора часа. Ну, казалось бы, кто, кроме нее... То, что произошло пятнадцатого, не было импровизацией. Действовал хорошо продуманный и все или почти все - лично я надеюсь на последнее предусмотревший план. Работали не дилетанты. Такие загодя заботятся об отступлении. И уж наверняка они подумали о том, чтобы сбить нас с толку. Вы приведете мне пример - Вул. Я отнесу сюда же ещё и Литвинову, и эти полтора часа - и попробуйте, кройте.

– Нечем крыть, - хмуро сказал Киреев.
– Я действительно сомневаюсь. И по каким пунктам, это вы верно подметили.

– Отбросьте Вула. Его не было. Вы его выдумали для того, чтобы усложнить себе жизнь. Как в этом архичистом случае выглядит ваша идея? Как все было или лучше так: как все могло бы быть? Поделитесь с миром вашими выводами.

– Пожалуйста, - ожесточился Киреев, чего, собственно, Зенич и добивался. Этих меланхоличных с виду толстяков, обладающих огромными запасами взрывной энергии, очень трудно расшевелить в разговоре другими средствами.
– Тот, у кого есть ключи от кассы и сейфа, прячется на площадке у чердачной двери, где его можно обнаружить, только столкнувшись носом к носу, - объяснял старший лейтенант.
– Дождался ухода кассирши и начинает действовать. Его сообщник задерживает кассиршу в коридоре заводоуправления. В течении этого самого времени преступник опустошает сейф и через выход на первом этаже исчезает со сцены...

– ...на которой тут же появляется Вул, с единственной целью: потешить самолюбие охраны. Хотите, я побью все ваши доводы?

– Вы же видели мои расчеты, - продолжал упорствовать Киреев.

– Они меня не убеждают.

– Показания Литвиновой?

– Показания женщины, весьма вольготно распоряжающейся рабочим временем, грош им цена. Она утверждает, что вышла сразу же после того, как увидела автобус, а увидела она его, опять же с её слов, без двух минут четыре. Но что стоит это женское "сразу"? Она наверняка принялась рассматривать себя в зеркальце, поправлять прическу и так далее - не мне вам объяснять, сколько это отнимает времени у любой женщины.

– Есть ещё одно свидетельство. Сотрудница бухгалтерии, дважды около четырех часов выходившая в коридор, показывает, что Литвинова к главному бухгалтеру вошла не сразу после того, как закрыла дверь, а позже.

– Это серьезнее, чем все предыдущее. Но давайте разберемся. Восприятие времени субьективно и зависит от множества факторов. Вы опаздываете на поезд, и вам кажется, что время движется чрезвычайно быстро. Вы ждете вечера, с которым у вас связано много надежд, и вам кажется, что оно остановилось. В этом плане послеобеденные часы в бухгалтерии, да ещё накануне выходного, бесконечны, как зубная боль. Ей могло показаться, что Литвинова вошла к начальнице через пять минут и даже через десять, а на самом деле этот интервал был гораздо меньше. Вы наверняка хронометрировали предполагаемые действия преступников по вашей версии.

– Было, - согласился Киреев.

– Сколько времени необходимо на то, чтобы влезть в кассу, и на все прочее, считая с момента, когда ушла кассирша?

– Мне лично потребовалось шесть минут. Но учтите, что они могли быть и половчее.

– По вашим расчетам, Литвинова сдала ключи на сколько позже?

– Минут на пять - семь.

– Все равно не получается. Совпадение, как видите, под предел. Но ведь тот, кто орудовал наверху, какое-то время выжидал - а вдруг кассирша вернется? Я не могу отвести на это несколько секунд. Всегда смело берите с запасом идеальным все выглядит только на словах.

– Вот тут вы и ошибаетесь, - торжественно сказал Киреев.
– Им не надо было ждать. Они знали, что кассирша не вернется.

Зенич улыбнулся.

– Прошу мира, - сказал он.
– Почетного мира, ибо возможности активных действий противной стороны ещё далеко не исчерпаны. Слепки с ключей, ваш любопытный вывод о синхронности в действиях кассирши и преступников, общий замысел ограбления, наконец, - не замешан ли во все это один и тот же человек, хорошо знающий завод? А если учесть, что ко всем сегодняшним событиям тоже причастна какая-то таинственная личность... Знай мы имя этого человека, и можно садиться писать мемуары, как вы думаете?

– Этот вариант не учитывает Вула, не забудьте. А с ним у нас не так уж много оснований для оптимизма.

"Завел на свою голову, - подумал Зенич.
– Получай, сам просился. Что ж, надо отвечать".

– Возьмемся за Вула. Давайте порассуждаем. Как по-вашему, на основании тех данных, которыми мы сейчас располагаем, какое обвинение можно предъявить Вулу?

– Попытка ограбления?

– И ничего другого!

– А ключи?

– Они ничего не доказывают. Вул не получит больше того, что ему следует. На все есть закон. Вул это знает. Но это ещё не все. Предположим, что он жертва какого-то непонятного плана и знает, что сообщники его предали. Как вы думаете, что он станет делать?

– Выдаст остальных из чувства мести, - предложил Киреев.
– Это, кстати, его единственная возможность для мести.

– Не уверен, что вы правы. Тогда вообще рушится вся их затея на корню. Все схвачены, деньги возвращены - ему-то с этого какой прок? Моральное удовлетворение?

– А почему бы и нет?

– Это ваше удовлетворение не стоит восьмидесяти четырех тысяч. Вул личность битая и прекрасно понимает, что пустить деньги в ход мы им не дадим. Те, кто на свободе, должно быть, тоже понимают это. Здесь одна гарантия не попасться - попридержать деньжата. Как долго? Чем дольше, тем лучше. Может быть, как раз столько, сколько ему сидеть.