– Пять минут подожди, хорошо?

Сигма кивнула и уперлась взглядом в вазочку с печеньем. Прямо на столе, в нескольких сантиметрах от нее, находилось печенье. Чуть рыхловатые ромбики с крупинками сахара на углах. Вздутые в центре и сплюснутые по бокам. Сигма сжала зубы и тихо сглотнула слюну. Но, видимо, недостаточно тихо, потому что декан, не поднимая головы, сказал:

– Угощайся, если хочешь.

Сигма покачала головой.

– Я лучше потом, если можно.

– А, да, так действительно будет лучше, – рассеянно сказал декан.

Прошло ровно пять минут, и он действительно закончил. Подчеркнул несколько раз что-то на листе и отложил его, перевернув белой стороной вверх, хотя Сигма даже не делала попыток заглянуть в его расчеты. Да если бы и сделала? Вряд ли бы она что-то там поняла, с ее-то способностью к математике!

– Итак, ты согласна дать мне доступ к событиям этого вечера, который ты провела со своими однокурсниками в Закрытом саду?

– Да, – спокойно сказала Сигма. – Согласна.

– Тогда у меня еще один вопрос. Почему ты отказала Эвелине?

– Потому что я не хочу вступать с ней в ментальный контакт, – ответила Сигма, уже понимая, что это только формальный ответ и декан, скорее всего, станет расспрашивать дальше. Но он не стал.

– Жаль, что ты не доверяешь своему куратору. Надо будет заняться этим вопросом, – сказал он. – Ты помнишь, что надо делать?

Сигма кивнула и посмотрела в глаза декану. И исчезла. Снова, как тогда, не успев ничего понять, потому что способность соображать к ней вернулась только когда она открыла глаза. Минуту она сидела и просто хлопала глазами, осматривалась, словно вспоминая, что это вообще такое – материальное существование. Но наконец, она ощутила, что стул под ней жесткий, комната залита голубоватым цветом, а в горле пересохло. А еще она устала и ей хочется спать.

– Все? Я могу идти?

– Скажи, а почему тебе захотелось починить эту разбитую панель?

Сигма вопросительно посмотрела на декана.

– Потому что она выглядела… неправильно.

– Деструктор говорит, что разрушенная вещь выглядит неправильно? Странно это слышать.

Сигма задумалась.

– В его разрушении не просматривалась польза. Бессмысленное разрушение ничем не лучше бессмысленного создания.

Декан кивнул.

– Ты права. Но почему же тогда тебе не захотелось вернуть гармонию, доломав этот предмет до конца?

– Не знаю, – призналась Сигма. – Я ведь не знаю, что это такое. Сначала я думала, это просто солнечные часы, но они не имеют отношения ни к часам, ни к солнцу. Мне кажется, что это не просто скульптура, а что-то другое. И механическое разрушение может сделать хуже… – Сигма замялась в поисках подходящего объяснения. – Это как, знаете, если сухожилие отрывается, оно уходит вглубь мышц и найти его очень сложно. Там тоже есть какая-то сила, какой-то поток, – Сигма вздохнула. – Может быть, он бы не ушел внутрь, а выплеснулся наружу. На нас.

– Да, ты верно предположила, – кивнул декан. – Образно говоря то, что ты называешь часами, закрытый кран.

– И мы его открыли? – тихо спросила Сигма, чувствуя холодок между лопаток.

Декан улыбнулся.

– Нет, конечно, это не в ваших силах. Но вы его… хм… отыскали. Отмыли. Сбросили ветошь, валяющуюся на нем. И теперь его может увидеть любой.

– Но если мы не можем его открыть, то чем это плохо?

– Ничем, если вы его отыскали по собственной воле. А не по воле того, кто сможет его открыть.

– Что? Чьей воле? Нет! – Сигма отчаянно замотала головой.

– Конечно, нет, я же видел, – декан протянул руку и похлопал Сигму по ладони. – Ничего страшного не случилось, вы ни в чем не виноваты. Можешь идти. И кстати, – он взял один из листов бумаги, свернул в кулек и высыпал туда печенье, – забери, тебе сейчас нужно.

Сигма сидела на кровати, жевала печенье и думала над словами декана. И чем дольше думала, тем больше понимала, что он говорил неправду. Или не всю правду. Или даже намерено отвлекал ее внимание от правды.

Ведь если ничего особенного не случилось, то зачем тогда Сигму вытащили среди ночи из постели и потащили к декану? Почему нельзя было подождать до утра? Из-за того, что она «отряхнула ветошь» с какого-то крана? Ерунда. Кран, скорее всего, они все-таки открыли. Или хотя бы магистральный вентиль.

Сигма вздохнула. Как все сложно и не с кем обсудить! Почему здесь нет Мурасаки? Почему она не может хотя бы написать ему? Было бы здорово хотя бы спросить, получил ли он свитер? Понравился ли он ему? Носит ли? Она попробовала представить Мурасаки в свитере, но ничего не получалось. У нее слабое воображение, Мурасаки был прав, когда говорил это, зря она злилась. Ее воображения хватало только на то, чтобы представить Мурасаки без одежды…