Шрифт:
– Теперь будем знать! Ещё раз прости.
На прощанье таёжники подарили Валентину трёхлитровую банку свежей красной икры. Мичманы загрузились олениной, рыбой, травами и настойками. Потом эти товары прямо с причала разойдутся между встречающими родственниками и партнерами по заготовкам. Валентин будет отсыпаться всю дорогу у себя в каюте и вспоминать прощание. Тогда, при вручении Семёнычем ему икры, бородатый Андрей смущенно напомнил о себе репликой:
– Товарищ лейтенант, я понял, что вам понравился наш хаш. Мы бы дали вам в дорогу, но нет смысла его брать – остынет быстро. А я вот на обертке рыбы написал вам рецепт его приготовления, – и таёжник протянул сверток с копченым лососем. – Будет время и желание – приготовить не сложно. Главное, был бы повод!
Валентину ещё долго о той рейдовой разгрузке напоминала медленно расходуемая красная икра в трёхлитровой банке. Причём, вспоминались не крики «майна», «вира» [39] и болтание в буксире от корабля к берегу и обратно, а помнилась заимка в таёжной тиши и добрые люди, живущие вдалеке от всех волнений современного мира.
Весёлая поездка
Когда-то Валентин, будучи лейтенантом, служил во Львове. Об этом периоде его жизни можно говорить часами. Близость Запада, отголоски старины, запутанная и противоречивая история края, смешение кровей, красок, стилей – всё это давало Валентину не только благодатную почву для творческой деятельности, но и предпосылки для приключенческих историй. В одну из таких историй он попал в качестве должностного лица, поэтому рассказ о ней будет носить, по всей видимости, строгий, лаконичный характер.
39
«Вира» и «майна» – это морские термины древних финикийцев. Вира – буквально означает «в воздух» (ср. ивр. «овира») и используется при такелажных работах в качестве команды на подъем груза. Майна – буквально, «в воду» (ср. ивр. «маима») – команда опускать груз. Цивилизации финикийцев давно нет, но ряд слов из их языка встречается в немецком и итальянском.
Командировали его как-то во главе небольшой команды бойцов на львовский автобусный завод – легендарный ЛАЗ – за цветным металлом. Бронза, латунь, алюминий тогда, да и сейчас, часто использовались и используются для изготовления армейских сувениров – макетов самолетов, танков, орудий и т. д. Потом эти сувениры пылятся в кабинетах больших начальников, вручаются как переходящие призы или украшают чьи-то коллекции. Но сувениры-поделки делались, делаются и будут делаться ещё долго. Как народное творчество – это дело неискоренимо.
Так вот. Команда под началом лейтенанта прибыла на завод и несколько дней ударно трудилась, выполняя подсобные работы. По окончании трудовой недели команда загрузила заработанный металл и отправилась обратно в часть. Солдаты разобрали по вещмешкам тяжелые предметы, а лейтенант, чтобы не показаться белоручкой, взялся нести длинную алюминиевую трубу. Так они вошли в городской полупустой троллейбус. Солдаты сели на свободные места, а лейтенант со своей трубой встал спокойно на задней площадке троллейбуса.
На очередной остановке троллейбуса в салон ввалился пожилой дядька, деревенский хохол, с мешками, оклунками [40] , сетками и сумками, от которых сразу пахнуло свежей зеленью, копченостями и осенним садом. Разместив своё барахло на задней площадке, он отдышался, вытер пот со лба и схватился за алюминиевую трубу, которую вертикально держал лейтенант. Когда троллейбус тронулся, дядька стал любоваться городским пейзажем, а лейтенант, почувствовав внезапно навалившуюся ответственность, стал более устойчивым и крепким. Он не стал разочаровывать сельского жителя несовершенством конструкции городского транспорта. Взялся человек за поручень, пусть наслаждается комфортом.
40
Оклунок (южнорусский диалект) – неполный мешок, узел.
Троллейбус проехал несколько остановок. Труба немного покачивалась, потому что покачивало и дядьку. Половина салона с интересом наблюдала за происходящим, а другая половина начинала давиться от хохота. Лейтенанту также было трудно адекватно реагировать на ситуацию: и смех, и чувство долга переполняли его. Дядька-хохол молча ехал по своим делам, сосредоточенно созерцая городские пейзажи, а лейтенант изо всех сил удерживал его вместе с трубою.
Так продолжалось до перекрестка, перед которым водитель троллейбуса резко затормозил у светофора. Пассажиров качнуло, подало вперед. Кто-то стал возмущаться, поправлять сумки, одежду на себе, а дядька с алюминиевой трубкой пролетел вдоль прохода и упал у кабины водителя. У всех, наблюдавших его перемещения, началась истерика. Лейтенант, оставшись без трубы, дал волю чувствам и вытирал слезы от смеха. В свою очередь, обалдевший деревенский пассажир, интуитивно догадываясь, что он порушил государственное имущество, социалистическую собственность, с которой в стране в ту пору было очень строго, рванулся вновь с алюминиевой трубою через весь салон в конец троллейбуса. С криками: «Десь оно було? Десь оно було?» он бегал вокруг лейтенанта и тыкал концом трубы в пол, пытаясь найти ячейку для стойки. Лицо его было сосредоточено, глаза вылезали из орбит, а чуб – из-под шапки. Казалось, он вот-вот найдет то, что ищет и водрузит трубу на место.
К счастью, следующая остановка была для военных конечной. Лейтенант, молча взяв у, опешившего вконец, дядьки трубу, вышел с солдатами из троллейбуса. Они ещё долго смотрели вслед уходящему троллейбусу, где на задней площадке внимательно осматривал пол их случайный попутчик. А пассажиры, оставшиеся в салоне, хохотали ещё несколько остановок. Входящие люди почему-то этот смех относили на свой счет, глупо озирались по сторонам и были в чём-то похожими на незадачливого сельчанина.
Стоять, Орлик!
В молодости судьба уготовила Валентину участь стать офицером. И был он офицером молодым, энергичным, подающим большие надежды на стремительный взлет по служебной лестнице. Всё у него ладилось и всё получалось: работу свою любил, подчиненные его уважали, а вышестоящее начальство одобряюще оценивало его служебное рвение. Но так продолжалось недолго.
В силу организационных мероприятий Валька был переведен в другую часть, и жизнь его в корне переменилась. Гарнизон был закрытый, отстоящий от других населенных пунктов на десятки километров, а от центров мировой цивилизации – на сотни и даже тысячи. Но по боевому предназначению он мог легко повлиять на эти самые центры цивилизации. Это был арсенал спецбоеприпасов. Здесь всё было строго регламентировано, засекречено и продумано в плане многоуровневой охраны. В силу внедрения способов автоматизации в систему охраны, другой специфики службы объем служебной деятельности у Валентина был значительно меньше предыдущего. Подчиненных мало, большое начальство далеко. А если учесть то, что Валька был холостяком, здоровым и жизнелюбивым человеком, можно представить, как стала влиять на его образ жизни гарнизонная скука.