Текст же безжалостно пояснял природу обращения канема. Если взывание ко второй ипостаси для волва естественный процесс, для пса всё куда хуже. Превращение вызывает мучительную боль, которая продолжается во время всего нахождения в облике канема. Это объяснялось не до конца сформированными магическими потоками, которые канем вынужден восстанавливать каждый раз, буквально собирая себя по кусочкам. Раз в несколько дней он вынужден обращаться, подчиняясь непреодолимому зову. Он не может остановить превращение. Он не может остановить боль. Канемы словно эхо того времени, когда оборотни подчинялись луне, а не своей разумной части. Часто к тридцати годам они теряют рассудок. Немногим удаётся дожить до сорока. А от кого-то и вовсе избавляются в детстве, не рискуя навлечь позор на свою семью.

После прочитанного в моей голове воцарилась удивительная пустота. Для канемов возможность обращаться — проклятие. Такое же, как для меня отсутствие второй ипостаси. Но могла ли моя боль в лунные дни, без труда заглушаемая зельем, сравниться с такой ужасающей участью? Разумеется, нет.

Ко всему прочему канемы бесплодны. Но едва ли кто-то из них задумывается о потомстве, живя такой жизнью.

И невольно после прочитанного возникла мысль, а не было ли реальностью проклятие Люпуса? Слишком много страданий на долю одного живого существа. Быть проклятым с самого рождения, без надежды на избавление, влачить существование в ожидании смерти либо от рук родственников, либо от игр своего разума. Что за жестокая судьба? Какой родитель может обречь своего ребёнка на такое? И как можно вынести всё это, не сломаться и стать кем-то? Не просто выродком, а магистром магии?

Отложив книгу, я задумчиво взглянула в окно. Магистр Канем совсем не прост. Он не выглядит сумасшедшим. Но каждый день он частично обращается на занятиях, испытывая при этом сильную боль. Раз он мог выдержать такое, неудивительно, что он хотел рассказать каждому о своей сущности.

Возможно, в прочитанном не всё соответствует действительности, но эта книга — мой единственный источник на данный момент.

Мысли завихрились в голове и, в конце концов, вылились в определённое, странное и необъяснимое, совершенно неблагоразумное желание найти ответы на все свои вопросы. А кто как не сам канем может их дать?

Жаль, что это невозможно.

Мрачно усмехнувшись собственным мыслям, я спрятала книгу в стол, чтобы не вызывать вопросов у Клары, и убедила себя, что это совершенно не моё дело. Магистр мог бы заставить меня посмотреть на мир по-другому. Но стоит заглянуть правде в глаза, чего бы я добилась, пытаясь поговорить с ним? Злобной ухмылки и язвительных комментариев. Кто захочет вывернуть свою душу перед совершенно незнакомой девушкой? Да ещё имеющей отношение к правящему клану волвов, которые так сильно его презирают.

И теперь мне отчасти стали ясны причины этого презрения. Волвы действительно уважали и принимали лишь сильных, а канемы, находившиеся в плену своей собственной сущности, к таковым не относились. И больше всего их наверняка злило то, что канемы — это их плоть и кровь, как бы они ни отстранялись от них.

Пытался ли им кто-то помочь? Пытался ли хоть кто-то облегчить их страдания? В книге об этом не упоминалось. Куда проще было отвернуться, куда проще было осудить и скривиться.

Покачав головой, я принялась готовиться ко сну. Несмотря на все доводы, глубоко внутри меня затаилось сильное желание узнать всё из первых уст. Оно пульсировало где-то на дне сознания, не давая покоя.

Такой интерес стал чем-то новым для меня. И вряд ли он принесёт что-то хорошее.

***

Работу над зельем Магнуму пришлось отложить на несколько недель. Мэтрис Тайр почти похоронила его под административной работой, но связь с Кастелло Марэ была налажена и не без помощи его сокурсника мэтра Аарона Солта.

«О, так мы всё-таки твои друзья, когда тебе это удобно» — раздался в голове голос Флос-Вины. Она точно не даст ему это забыть. Магнум терпеть не мог обращаться за помощью к своим друзьям, но не потому, что они могли отказать, а потому что всё это будет сопровождаться бесконечными шутками (которые он тайно любил, но не признался бы в этом даже самому себе). Аарон и Флос-Вина вошли в его жизнь почти пятнадцать лет назад, и они всё ещё смеялись над тем, как он до сих пор отрицает их дружбу. Но эта весёлая игра нравилась им всем.

В конце концов, эти двое больше напоминают раздражающих, но близких родственников, чем друзей. О чем он им тоже, конечно же, никогда не скажет.

Отбросив письмо Аарона в кучу подобной корреспонденции, Магнум потёр лицо. Три недели пролетели незаметно, и он мог себе признаться, что ожидал худшего. Обучающиеся были почти сносными, а осаживать отдельных личностей оказалось даже приятно.

Он ничего не мог поделать с тем, насколько сильное раздражение у него вызывала даксарра Кларисса. Детей нельзя судить по родителям, умом он это понимал. Но у него отсутствовало желание давать шанс волвам. И если утром он говорил себе, что не будет к ней цепляться, то на занятиях резкие слова всё равно покидали его рот. И в тот самый момент Магнум даже не глядя мог почувствовать на себе осуждающий взгляд госпожи Лунар.

«Я не испытываю к вам жалости. Я пыталась помочь, потому что бездействовать означало потворствовать их жестокости», — её слова недельной давности и серьезный взгляд, сопровождающий их, въелись в его память.

Потворствовать жестокости на самом деле куда проще, чем бороться с ней. Примкнуть к толпе, чтобы отвести внимание от себя — Магнум видел это множество раз за свою жизнь. Возможно, поучаствуй она в расправе, то смогла бы заслужить этим хоть какое-то одобрение со стороны своих сводных братьев, а не синяки на шее, если его предположения о их происхождении верны.