Не сразу, но выстрелы прекращаются. Люди Грозина и Серебрякова задерживают всех людей Старцева, заставляя лечь лицом в землю. Герман бросает пистолет и поднимает руки.

Через минуту к нему выходит сам Александр. Он одет в гвардейскую форму, а в руке держит пистолет.

— Ты помнишь, что я сказал тебе? — мрачным тоном спрашивает он.

— Что… Когда?

— Когда мы в последний раз говорили по телефону.

Да, Герман помнил. Александр сказал: «За то, что ты хотел убить меня, я убью тебя. Вот и всё».

— Помню, — сглотнув, отвечает Старцев. — Но я сдался тебе, и по правилам дворянской…

Грозин поднимает пистолет и жмёт на спусковой крючок. Этот выстрел кажется Герману гораздо громче всех, что прозвучали до этого. В ноге вспыхивает боль, и он с воплем падает на землю. Грозин подходит и встаёт над ним.

— По правилам дворянской войны также запрещено нападать внезапно, — ледяным тоном говорит он.

Глядя на Александра снизу вверх, Старцев вдруг замечает, как тот похож на своего деда-князя. Взгляд точно такой же, суровый и властный.

— Кажется, ты хотел мне кое-что рассказать, — говорит Александр. — О том, кто помогал тебе.

— Я скажу. Но обещай, что не убьёшь меня!

— Никаких обещаний такому подлецу, как ты. Говори.

Старцев не находит в себе сил спорить. От страха и боли в простреленной ноге он позволяет себе лишь понадеяться, что Грозин его не убьёт.

— Мне помогала Виктория Черепова.

— Виктория, значит. Сестра князя Жарова?

— Да, да, она, — стискивая зубы, отвечает Герман.

— Князь Жаров знал об этом?

— Н-нет. Я разговаривал только с Викой!

— Она в курсе, что и ты её брат тоже?

— Откуда… — от шока Герман на несколько мгновений перестаёт чувствовать боль. — Откуда ты знаешь?!

— Неважно. Так она знает?

— Нет. Никто не знает, кроме меня и князя Жарова. Только, видимо, это не так, ха-ха, — Старцев находит в себе силы рассмеяться.

— Не так. Благодарю за информацию, Герман. Но увы, ты должен стать уроком для всех. Пусть больше никто не посмеет нападать на меня и тем более угрожать жизни моей матери. Прощай.

Выстрела, который убил его, Герман Старцев уже не слышит.

Глава 7

— Убил?

— Да, ваше сиятельство. Говорят, он лично пустил ему пулю в голову.

Князь Илья Жаров крепко сжимает кулак. Карандаш, который он до этого вертел между пальцев, с хрустом ломается.

Герман был всего лишь бастардом, плодом мимолётной интрижки его отца. Он носил другую фамилию, никогда не был официально связан с родом. Но всё равно — в его жилах текла кровь Жаровых! Александр Грозин, не колеблясь, пролил эту кровь. И это заставляет Илью чувствовать такой сильный гнев, что дыхание перехватывает.

— Что с телом? — глухим голосом спрашивает он.

— Не знаю, ваше сиятельство. Полагаю, гвардейцы Грозина передали его семье, — с некоторым удивлением докладывает слуга. — Почему вы спрашиваете?

— Тебя не должно это волновать. Узнай, что стало с телом!

— Так точно.

Слуга моментально испаряется из кабинета. Князь Жаров швыряет обломки карандаша в стену, а затем встаёт и решительно подходит к висящему на стене палашу. Реликвия рода, кирасирский клинок его прапрадеда, которым он сражался против французов и других европейцев.

Илья срывает палаш со стены и обрушивает несколько беспощадных ударов на стоящее в углу кресло. Кожа расходится широкими ранами, наружу показывается набивка. Стискивая зубы в немой ярости, Жаров наносит ещё несколько ударов, а затем вонзает палаш в сидушку и отходит.

— Сука, — цедит он.

Подойдя к бару, распахивает его и достаёт бутылку кубинского рома. Делает глоток прямо из горла.

— Сука. Сука, Грозин! — вопит он. — Ты убил моего брата! Он был бастардом, но это не имеет значения! Это! Был! Мой! Брат!!!

Он швыряет бутылку в стену, и та разлетается на осколки. Комнату наполняет резкий запах рома. Через несколько секунд раздаётся стук в дверь.

— Пап, это я, — доносится голос Андрея.

— Войди, — пригладив растрёпанные волосы, отвечает князь.

Сын осторожно входит в комнату. Смотрит на пятно рома на стене, затем видит изрубленное кресло с торчащим в нём палашом и округляет глаза. Приступы ярости отца для него не в новинку, но настолько сильные это всё же редкость.

— Прости, отец. Я случайно услышал твои слова. О каком брате ты говорил? — осторожно спрашивает Андрей.