Шрифт:
Сорвался, плюнув на всё. Лишь Натану оставил сообщение и, похоже, подкинул очередную работу на будущее.
Суд над Валиевым тоже закончился нашей победой. Тимура посадили на двенадцать лет. Арестовали все его счета и объекты недвижимости. Два младших сына уехали к себе на родину сохранить хоть какой-то капитал. Динара после громкого скандала, долгих споров и истерик всё же подписала согласие на развод. И улетела в Европу.
Саид — единственный, кто остался в Петербурге и сохранил бизнес. Так как давно был автономно от своей семьи и открестился от отца с братьями. Мой развод мы отпраздновали в травмпункте со сломанными рёбрами. Последний подарок от Валиева. В долгу, конечно же, не остался, подарил ему сломанный нос. За то, что женился на моей женщине.
Пока я просто наблюдаю за Никой, она успешно взбирается в машину этого рыжего, и они выезжают на дорогу. Чертыхнувшись, прыгаю в арендованное авто и еду за ними. Чувствую себя сталкером каким-то. Руль сжимаю до побелевших костяшек. И торможу недалеко от парковки.
Они останавливаются у парка и идут гулять. Парень за локоть её держит. Прижимается корпусом. Злость во мне бурлит, я уже не просто шею мечтаю свернуть. А замучить с особой жестокостью. Чтобы знал, куда тянет конечности.
Хватит!
Пора их остановить. Бедовую мою себе забрать. Три месяца прошло. Я подыхаю без неё. Чувствую себя наркоманом в период ломки. Ни к одной женщине меня так не тянуло. Ни к одной я не хотел вернуться. Только работа. Бизнес. Даже с девушками чисто деловые отношения. Удовлетворение своих потребностей за деньги, побрякушки и подарки. Да, пошло звучит. Но такова была моя правда.
Пока Беда в меня не впечаталась. На всей скорости снесла барьеры, установки. В той небольшой уютной кофейне просто покорила. Раскрасневшаяся, растрёпанная. В деловом костюме, который совершенно ей не шёл. Будто одежду старшей сестры надела, чтобы взрослой казаться. И глаза эти, как у оленёнка из небезызвестной сказки. Я захотел её прямо в кафе, прямо на том же столе с разлитым кофе. И малышка сама вручила мне себя, номер оставила, полное имя написала.
Я сдержал себя. Записку смял и вышел из кофейни. Она выглядела очень молодо. Не мой типаж. Не мой уровень. Ей без году восемнадцать, если не меньше. Следует отступить. Забыть. Но Беда меня не отпустила.
Иду за ними, точно как преследователь. Любуюсь хрупким станом, округлившимися бёдрами. Улыбаюсь утиной походке. Ника сгибается, наваливается на парня, и я срываюсь. За талию придерживаю, не давая упасть, прижимаю к груди. И вдыхаю запах её волос. Насыщаюсь всем нутром. Практически не слышу, что говорит этот смертник.
— Тебе пора свалить, — рычу грубо, отчего он бледнеет. А Ника в руках вздрагивает. Поднимает голову, и в глазах зеленых плещется неверие. Моргает часто-часто, замирает вся и, кажется, не дышит. — Привет, бедовая. Не ждала?
— Дам… — шепчет одними губами, — Дам…
— Дашь, Ник, — тихо усмехаюсь. Дурацкая шутка, но обожаю её дразнить. От этого она вспыхивает, румянцем покрывается. Губу закусывает так сексуально. И колдовскими глазами сверкает возмущённо-возбужденно.
Жду, что вот сейчас ругаться будет, ворчать. Пошляком называть. По груди ударит и губы надует обиженно. Но Беда разворачивается и, как почти год назад, налетает, впечатывается в грудь, на шею вешается. Всем телом прижимается.
— Это ты, — шепчет, корябая ногтями подбородок, — Ты здесь! Ты нашёл меня!
— Нашёл с каким-то прыщавым пацаном, — ревностно ворчу, придерживая уже довольно внушительный живот. Склоняюсь, желая поцеловать, но Ника уворачивается. Отстраняется.
— Он просто друг, — заявляет.
— Тебе лучше дружить с девочками, Бедовая, — притягиваю обратно.
— С кем хочу, с тем и дружу. Я женщина свободная, — фырчит Ника и улыбается широко.
— Кто тебе такую глупость сказал? — усмехаюсь и выуживаю из кармана её паспорт с печатью из Петербургского загса.
— Тебя Саид научил?! Нет, Асланов, так не годится! Я хочу нормальную свадьбу!
— Хорошо.
— Со свадебным платьем, фатой, гостями и… — охнув, Ника замолкает и сжимается вся.
— И с моей фамилией, — шепчу, прижимая к себе. — А сейчас ты, кажется, рожаешь. Я прав?
— Прав, — бурчит, пихая локтем прямо по ноющим рёбрам.
— Поехали в больницу, малыш, — подхватываю на руки и несу в машину.
— Я тяжелая очень и могу сама дойти, — комплексует малышка.
— Своя ноша не тянет, — выдыхаю в висок. Ника возмущённо вскидывает голову, чем я пользуюсь и целую в губы.
— Дам, — стонет моя Бедовая, царапает за шею, давит на плечи, сильнее стискивает и тянется.
Я пьянею от её реакции, от того, как она на меня реагирует, как зажигается в моменте, ластится. Кусает язык, но позволяет углубить поцелуй. С тихим вздохом сдаётся, чем ещё сильнее заводит.
Стоило прожить тридцать семь одиноких лет, чтобы встретить её. Чтобы её держать в своих руках. Она моя. Она для меня.
— Дамир, — тихо зовёт, — с меня капает, ты не чувствуешь?
И вправду, мой рукав и штаны Ники мокрые.