Он целует холку, прикусывает слегка и, оставляя дорожку из поцелуев на позвонках, спускается прямо к пояснице.

— Повернись ко мне, — хрипит Дамир.

Пошатываясь, разворачиваюсь. Он утыкается носом в живот и целует его, вызывая какой-то новый трепет. Аж сердце сжимается.

Очень медленно стягивает последний барьер — трусики. Затылком к холодному стеклу прижимаюсь, остужая кипящую кровь.

— Дам! — вскрикиваю, когда его губы прижимаются к лону, а язык безошибочно находит клитор.

Он закидывает одну мою ногу себе на плечо и усиливает напор. Держит крепко за бедра и вырисовывает узоры языком. Спазмы по всему телу разносят возбуждение и удовольствие. Я откровенно кричу, в волосы на макушке зарываюсь, пытаясь себя удержать. Воздухом давлюсь и подаюсь бёдрами, совсем теряя контроль.

— Дам, — всхлипываю, кусая губу, когда он добавляет пальцы и скользит глубже. На стеночки надавливает, уничтожая меня окончательно.

Оргазм яркой вспышкой накрывает. Конвульсивно дёрнувшись, буквально повисаю в руках мужчины. Шепчу что-то бессвязное, пытаясь одновременно его к себе притянуть и отстранить. Дамир поднимается, удерживает в объятьях.

— Безумно красивая, — урчит, разворачивая обратно к окну. Сам же мои ладони на стекло кладёт и своими накрывает. Заставляет посмотреть на наше отражение. На мои ошалелые глаза, растрёпанные волосы и красные щеки.

— Дамир, — вздыхаю, чувствуя ягодицами его плоть. Он сильнее толкается, потирается.

— Прогнись, маленькая, — шепчет, целуя в висок.

Выполняю его просьбу, продолжая удерживать зрительный контакт в отражении. Меня охватывает озноб, а по телу проносится новый жар желания.

Его руки смещаются на бёдра, тянут на себя. Аж приходится на носочки встать. Рвано выдохнув, Дамир очень мягко толкается. Заполняет полностью и замирает.

— Всё хорошо? — спрашивает, убирая волосы на одно плечо. Киваю. — Останови, если будет слишком.

Киваю ещё раз и, охнув, царапаю стекло. Дамир с оттяжкой толкается. Придерживает за бёдра, а после ускоряется. Двигается быстро, мощно, вжимает в окно и неотрывно смотрит в отражение. В нём будто первобытный зверь просыпается. И я сильнее прогибаюсь, принимая его и таким: диким, необузданным.

Контраст от холодного стекла и горячего поршня, что движется во мне, фейерверком разносит по венам чистый экстаз. Каждым толчком заряжает, заполняет, уничтожает и возрождает.

— Идеальная. Моя, — Дамир на себя тянет, в волосы носом зарывается, дышит с надрывом. — Как же в тебе охрененно.

Дышать невозможно, возбуждение наполняет жаром не только нас, но и пространство вокруг. Сжигает кислород напалмом.

Мне тоже хочется высказаться. Тоже своим назвать, в любви признаться. Но могу только стонать и его имя выкрикивать.

Прикрываю глаза, полностью отдаваясь во власть этих рук, вкрадчивого голоса, что звенит в ушах. Губ, что покрывают моё потное тело поцелуями-укусами. Дамир будто желает всю меня пометить.

Поворачиваю голову, он понимает без слов и тут же накрывает мои губы своими. Целует нежно, совсем не так, как толкается. Таранит неистово и языком ласкает покусанные губы. Посасывает и согревает дыханием.

Вскрикнув ему в рот, я рассыпаюсь вдребезги. Всем телом дрожу, ноги больше не держат, но Дамир подхватывает. Он всегда меня подхватывает. И продолжает двигаться, к своему освобождению приходит, но я уже потеряна в пространстве. Плаваю в плотном мареве экстаза и блаженства.

— Малыш, — слышу сквозь стук собственного сердца в ушах. Мычу нечленораздельно, вызывая смешок у мужчины. — В душ или прямиком спать?

— Угу, — бормочу.

— Уверена? Или, может, ещё подумаешь? — явно посмеивается надо мной Асланов.

О чём он вообще? Я не в состоянии думать, когда меня так укатали. Кое-как отлепив щёку от влажной каменной груди, смотрю расфокусированным взглядом в любимое лицо. Дамир улыбается и заносит в спальню. До меня доходит: он спрашивал про душ.

Прикрываю обратно глаза, полностью доверившись мужчине. Я всё ещё дрожу, ощущая, как каждая клеточка моего организма насыщается сладкой истомой, и просто плыву в эйфории.

Меня всю такую растёкшуюся устраивают удобнее на кровати. Обнимают, оплетают, жаром обволакивают. И целуют в чуть приоткрытые губы.

— Я больше не смогу, — шепчу, вяло уворачиваясь.

— Вижу, — усмехается тихо Дамир, прикусывая мочку уха и оставляя очередной засос на шее, — спи сладко, маленькая.

И я засыпаю с глупой улыбкой на лице и крепко погребённой под горячим мужским телом.

Почти на рассвете меня будит громкая трель дверного звонка. Дёргаюсь слегка испуганно, но Дамир на себя тянет, заставляя лечь обратно. Шумно выдохнув и прокляв Натана матом, поднимается. Включает тусклый ночник, шарит по полу в поисках одежды. Мы оба совершенно голые, а он ещё и со следами царапин и моих укусов. Чёрт, кажется, не только он метил меня, но и я его. Ничего не найдя, мужчина заворачивает бёдра валяющимся покрывалом и идёт открывать дверь.