— Но ему не заплатят, а лишних денег у него нет.

— Ты же сказал, что так хотел сам ребе.

— Со слов Марти Дрекслера, — поморщился Бен.

— Думаешь, Дрекслер лжет? Он казначей, не так ли?

— Великий Финансист Атлантики. Нет, я не думаю, что он лжет, это бы сразу выплыло наружу. Но тип вроде Марти Дрекслера мог повести дело так, что ребе пришлось это сказать. Заявить: «Ребе, вы полагаете, что можете уехать на три месяца, а мы наймем замену и еще заплатим вам за безделье?» или нечто подобное.

— Ну, — хмыкнул Кантер, — ребе взрослый человек и должен уметь о себе позаботиться.

— Он слишком наивен в деловых вопросах, — покачал головой Бен. — Ведь был шанс получить пожизненный контракт и годичный научный отпуск. Совет готов был на это пойти…

— Ты был за это? — Харви взглянул на свояка.

— Именно это собирался ему предложить совет в прошлом году, — пояснил Бен. — Но в конце года мы в запарке понадеялись, что новый совет эту идею поддержит. Чем, собственно, он отличается от старого? Сам знаешь, каждый год приходится избавляться от старья и вливать свежую кровь, и все же из года в год совет остается почти неизменным. Однако Рэймонд с Дрекслером подняли бунт и победили.

— Как им это удалось?

— Ну, — смутился Бен, — в середине прошлого года в общине наметился раскол — мои ребята против сторонников Меира Паффа. Разумеется, мы были в большинстве, но оно оказалось неустойчивым, и после разных неприятностей совет стал неуправляемым. Никто особо не хотел сражаться за власть в общине. Полагаю, многие просто разочаровались во всем этом деле. Мы не проявили твердости.

Заметив скептический взгляд свояка, Бен попытался объяснить более подробно.

— Мы решили особо не нажимать: поскольку команда Рэймонда и Дрекслера состояла из молодежи — всем не более тридцати пяти, в религиозных делах люди неискушенные, а в совете всего по два-три года, — опасности в них мы не углядели. Но с годами число их сверстников в общине выросло, и сейчас их больше, чем нас. Дети растут; люди уходят на пенсию гораздо раньше по множеству причин…

Харви все еще не был убежден, и Бен принялся пояснять:

— Религиозные дела начал вести Джейк Вассерман вместе с Элом Беккером — оба уже в годах. Они чтили традиции, это было для них важно, особенно для Вассермана, человека глубоко религиозного. В наши дни для жизни общины нужны люди с деньгами, с очень большими деньгами, как у Вассермана и Беккера: им приходится во все вникать, оплачивать расходы на топливо, платить учителям — и все из своего кармана. Мне кажется, они не слишком верили, что справятся с религиозными делами, да и сейчас кое-кто не погасил задолженности. Что же, только к зрелым годам можно скопить такие деньги.

— Это верно, — признал Харви.

— А вот затем, когда дела пошли на лад, то есть когда мы стали покрывать текущие расходы, к власти пришли люди типа Морта Шварца — молодые, но все же обеспеченные; в то время мы постоянно проводили кампании по сбору средств, а невозможно убедить кого-то сделать крупный взнос, не сделав его самому.

Харви в наигранном удивлении поднял бровь.

— Но ведь у тебя нет таких денег. А может, есть, да ты скрываешь?

Но Горфинкель не отреагировал.

— Ну, к тому времени, как мои люди взяли бразды правления в свои руки, — серьезно продолжал он, — дела в общине были покрыты мраком, и требовался кто-то, кто мог бы все это упорядочить — хороший администратор.

— А что насчет Рэймонда и Дрекслера — они разве не администраторы?

Бен помотал головой.

— Нет, тут другое. Во-первых, они моложе. К тому же у всех есть хорошая профессия или свое дело, они неплохо зарабатывают, но все равно пока только делают карьеру. А юристам вроде Берта Рэймонда или Пола Гудмана не помешает высокая должность в общине: все сразу обратят на вас внимание. Это на пользу и бухгалтерам вроде Стэнли Аграната, и врачам. Все они из одной команды.

— Ты считаешь, они все занимаются этим только для рекламы? — уколол его Харви. — Не то что остальные?

— Ну нет, — Бен игнорировал выпад в свой адрес, — это не совсем так. Скажем, у них это на уме. А что касается остальных, они знают свое дело и хотят руководить. Все они занимают политические должности в городе, и по тем же причинам.

— Ну ладно, — вздохнул Харви, — что они имеют против ребе и почему ты говоришь о несправедливости?

Горфинкель задумался.

— Трудно объяснить. С одной стороны, ему столько же, что и другим, — тридцать пять, но вот думает он совсем иначе. Он не слишком заинтересован в деньгах или в большем престиже. За время своей работы у нас он сделал немало, но никогда не добивался рекламы — не потому, что скромен, как раз наоборот, но потому, что не считает это важным. Может быть, от человека более зрелого это бы стерпели, но от своего сверстника — ни за что. Понятно?

Харви кивнул.

— Думаю, да.

— Еще одно: он твердо знает, чего хочет, и не боится это говорить.

— То есть он высокомерен, упрям, непреклонен?

— Нет, хотя иногда так может показаться, и кое-кто именно так и думает. — Бен сухо усмехнулся. — Одно время даже я так думал.

— Помню.

— Но дело не в этом, — продолжал Бен. — Старина Джейк Вассерман как-то сказал, что у ребе в мозгу как будто локатор, улавливающий все еврейские традиции. Когда в общине начались метания из стороны в сторону, он услышал в голове сигнал, что мы сбились с курса, и он должен на него вернуть. Дети из школы и колледжа, вроде моего Стьюи, от него без ума. Я спросил Стьюи, и тот ответил — это потому, что они точно знают, где их интересы пересекаются. Как я понял, он перед ними не притворяется и не говорит свысока.