Огибая темноту, Ольга всмотрелась в нее пристальнее: нечто более плотное, более черное торчало посреди комнаты. Воздух в этом месте едва заметно колебался.

Игра воображения или сущность?

Сущность… Сразу вспомнились рассказы бабушки о домовых и чертях, о суккубах и инкубах, о прочих нечто, что просачиваются в мир людей. Ольга тогда смеялась: навыдумывают же. Сейчас же все бабушкины россказни повылезали наружу, растопырились в голове, напомнили о себе. А что, если это все правда – все эти порталы, иные измерения, темные материи?

Сущности.

Вся нечисть, что приходит по твою душу.

Ходячие мертвецы.

Ольга бросилась к кровати – подальше от темного, плотного, задернула занавеску и, как завещала сама себе в детстве и несколько минут назад, накрылась одеялом с головой. Так действительно спокойнее. Все стихло, тени остались за занавеской, сюда не просочатся, а если и просочатся, то Ольга их не увидит, они ее не найдут.

Страх отступать отказался, прилип к Ольге намертво. Временное спокойствие оказалось обманчивым. Сквозь ватное одеяло, сквозь прикрытые ладонями уши услышала Ольга скрип снега. Кто-то бродил вокруг дома. Мерил неторопливыми шагами каждую стену.

Ольга еще недавно так любила этот скрип! В городе снег иначе звучит. В городе он безмолвно притаптывается, позволяя делать с собой все что угодно: хотите – пните, хотите – столкните с тротуара, хотите – помочитесь на меня. Здесь же, в лесу, снег под ногами поет, снег под ногами стонет, если сильнее на него надавить. Здесь он хрустит так, что чувствуешь, как под пятками крошатся снежинки.

Ольга любила этот хруст.

Но не сейчас. Сейчас слушать его мучительно. Слушать и гадать: кто бродит вокруг избы, что он задумал.

С глухим стуком непрошеный гость задевал стены. Легкое касание, будто споткнулся и чуть тронул избу, чтобы удержаться на ногах. На ледяных ногах своих. Легкое касание, но оно звенело в ушах так, будто по стенам колотили, будто пытались выломать бревна, разрушить жилище, добраться до тех, кто в нем обитает.

Потом все стихло. Долгожданная тишина оказалась еще более пугающей. За полным безмолвием обычно следуют самые жуткие вещи.

И впрямь.

Сначала резко зашумела крыша: то ли кто-то скакал на ней, то ли пытался сорвать, сбросить снег, скинуть дерн, разворотить доски, добраться до внутренностей.

В трубе ухнуло.

Не проберется ли нечто в избу через печь? Остановит ли его жалкая чугунная дверка?

Одновременно с этим начали долбиться во входную дверь, да так громко, что того гляди – выломают. Дверь предательски трещала. Дверь предательски ходила в ржавых петлях. Петли скрипели: «Мы долго не протянем!»

Ольга сжалась под одеялом и зашептала судорожно:

– Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет Царствие Твое. Аминь. Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет Царствие Твое. Аминь. Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет Царствие Твое. Аминь.

Ненабожная Ольга знала лишь одну молитву. Да и ту не целиком, а лишь начало. Вот и шептала ее по кругу, повторяла без конца: «Иже еси… на небеси… святится… Отче наш… наш… да святится имя Твое… да святится… Аминь. Аминь. Аминь».

Пыталась креститься, да путала руки. Вспоминала, что нужно правой, правая тяжелела и не слушалась. Крест до конца не доводила, ход обрывался посреди груди. Три сложенных пальца не донести до плеча. Получался не крест, а какая-то наискось.

Стук не прекращался, несчастная деревянная дверь трещала, дрожала, грозилась не выдержать и впустить монстра. На крыше шумело, на крыше скакало, на крыше выло и рвалось через печную трубу в избу.

Еще и проклятый мужчина не слышит ни черта! Не встанет, не защитит Ольгу, себя самого не защитит. Храпит себе громко, размеренно, словно вторит разразившемуся шуму.

А звуки-стуки-бряки-шорохи все нарастали и нарастали. Изба превратилась в один большой грохот. Еще немного, и ворвется внутрь мертвец, схватит женщину, изломает всю, вышибет дух, призовет к себе, заставит и ее стучать по чужим избам, шуметь по другим крышам. Еще немного – и не станет Ольги.

Еще немного, и Ольга сойдет с ума.

Вдруг все смолкло. Так же резко, как и началось.

Перепуганная Ольга выждала, а затем приоткрыла одеяло. К ней под занавеску нырнули розовые лучи.

Рассвет. Спаситель.

Еще один некрест наискось вдоль вздымающейся женской груди.

Наутро мужчина проснулся бодрым, свежим.

Ольга смотрела на него и думала: «Неужели он действительно ничего не слышал? Или все же затаился у себя в уголке, забился тоже под одеяло от страха и не высовывался?»