Стопку с водкой и сухарь сунула Ольга мертвецу под бок, спрятала тоже еловыми лапами, чтоб не нашел сосед, не отобрал.

Это не ему подношение.

Ольга позабросила домашнюю работу. В один день перестала готовить, мести и мыть полы, стирать. Воду тоже больше не таскала.

Не захотела и дальше за мужчиной ухаживать. Хватит! Не служанка она ему! Пусть сам теперь управляется. И плевала она на изначальные уговоры! Довольно.

В своем маленьком бунте не заметила Ольга одного – она все равно прислуживала, правда, теперь уже мертвецу. Видимо, таков ее крест.

Или привычка.

Затащил мужчина Ольгу в эту глухомань. Провел потайными тропами – никак ей теперь отсюда не выбраться.

«Неужели здесь можно жить?» – думала Ольга, оказавшись в этих краях впервые, совсем-совсем глубокой осенью с ее пожухлыми листьями и затяжными дождями. Местность была настолько мрачная и дикая, что казалось, именно тут обитает вся русская нечисть.

Она шагала за мужчиной несколько дней, десятки километров от прогнившей остановки, на которой их выкинул старый автобус с мрачным водителем. Черные палки борщевика, глубокие канавы, наполненные мутной водой, – тут нечем было любоваться.

Ольга вспоминала, что едва показался лес, едва он сменил бесконечные болота с кривыми березками, ломаные кривые ельники, заброшенные поля, захваченные кустами, ей отчего-то стало легче. Дышать легче. Идти легче. Все легче.

Едва она ступила в бор, как почувствовала себя… дома, что ли.

Осенний лес прекрасен. Осенний лес чарует. Влажная земля источает теплый, чуточку сладкий запах. К нему примешивается разнотравье, запах смолы, текущей по стволу сосны, пожухлых листьев, хвои, чуть пыльный аромат мхов, едва различимый ягодный дух. И вершина осенних лесных ароматов – грибной. Манит, дразнится: найдешь или нет тот боровик, что так пахнет? Ольга жадно втягивала в себя этот воздух как можно глубже – аж голова закружилась.

Лесная дорога сузилась до тропинки, тропинка спустя несколько километров поросла травой, а после и вовсе закончилась. Мужчина словно наугад, словно вслепую вел их среди деревьев.

Ольга всматривалась – искала зверей. Да зря: от дороги сопровождали путников две толстые сороки, летели чуть впереди и трещали без умолку, предупреждали лес и всех его обитателей о приходе чужаков:

– Берегись! Берегись! Берегись! Убегай! Убегай! Убегай!

А сами любопытничали, кружили над непрошеными гостями и трещали, трещали, трещали. Аж голова от них разболелась! Но то была приятная боль: не от переживаний, не от стресса, не от удара – от лесной жизни, от природы.

Так разве ж это боль?

И вот лес словно расступился, просветлел. Сороки пошумели на прощание и улетели рассказывать всему лесному зверью о том, что чужаки здесь надолго.

Ольга выглянула из-за широкой спины мужчины и впервые увидела ее – избу. Та ей сразу приглянулась. Какое-то ощущение, что здесь их ждали. Не хватало только уютного дымка из трубы, предвещающего долгожданное тепло и, например, пирожки. Допустим, с грибами. С чем же могут быть лесные пироги? Еще с ягодами, в северных лесах полно брусники, но все же грибной аромат так сводил с ума, что ни о чем другом не думалось.

Забор вокруг избы покосился, сам дом местами подгнил, внутри все было пыльным, грязным, темным, но ощущение бесконечного уюта оттого не улетучилось. Да и беда ли эта пыль?

Ольга обвела взглядом избу, вспомнила, как прогоняла в день прибытия мотыльков, сметала из углов жирные паутины. Она таких отродясь не видела. Пыль была всюду – в белье, одеялах, подушках, на полках, на лавках, под лавками, на окнах, на печи, на потолке, на стенах. Через несколько часов – в ноздрях и волосах самой Ольги. Пыль под стать паутине тоже оказалась тяжелой: утрамбовывала сама себя годами, с песком, приносимым через щели сильными ветрами, смешивалась.

А сколько было выкинуто хлама, переворошено чужих вещей. В шкафу-гробине чего только не нашлось: заржавевшие патроны, полусгнившие коробочки, старые тряпки, перепачканные мазутом, таблетки с истекшим сроком годности, спички с облезшими головками и куча прочего хлама.

Стояла тут и бутылка водки, та самая, про которую вспомнила женщина, задабривая мертвеца.

Ольга в водках не разбиралась, но вроде эта нормальная: на белой этикетке красный курсив «Столичная». Название знакомое. Поверх него неровно наклеен белый кусок пластыря, на нем выведено: «АЙ! УБЬЕТ». Шутка такая? Кто-то пометил свою бутылку? Оставил послание соседям: мое, не трогать без меня?

Ольга отвинтила крышку, приложила горлышко к носу: пахнет спиртом, не выветрился. Женщина пожала плечами и сунула бутылку обратно в шкаф: спирт в хозяйстве может сгодиться. Но припрятала подальше, чтобы сосед не нашел, вдруг он под алкоголем буйствует.

Остатки пыли и грязи смывала речной водой, в которую щедро налила белизны. Пахло словно в больнице, но то был запах чистоты. Тогда же впервые выволокла на улицу подушки, одеяла, покрывала, половики и долго колотила их палкой.

А теперь все! Хватит! Никаких уборок больше.