Конечно, он давно не пил. Конечно, организм отвык. Но отчего так неприятно, так больно?

Не знал Игорь, что задолго до его появления в охотничьей избе знакомый ему Валерик купил как-то бутылку водки в ближайшем поселке, том самом, в который наведывался за продуктами Игорь. Купил у местного пропойцы, умолявшего «избавить его от лукавого». Сам пропойца купил эту водку в каком-то бреду, не знает, как и зачем купил, а он уже месяц в завязке, а водка теперь зовет, а водка манит, требует ее испить, а жена дома ругаться будет, а то и скалкой шарахнет по голове, она любит так делать. Избави от греха, добрый человек.

Ну, Валерик и избавил. Ему какая разница, где покупать – в магазине или с рук. Пусть будет. Водка на охоте не лишняя. Но у них как заведено: сначала охота – потом алкоголь. Пока зверя не добудешь – пить не смей. Зверя они добыли лишь на третий день. Все это время водка стояла на окне, скучала, ждала охотников.

На третий же день, когда Валерик и остальные разделывали заячьи тушки, вышел к ним Пал Дмитрич. Глубоко в лес забрался школьный сторож: искал брусничный лист для чая от простуды, да заплутал. Валерик пообещал назавтра вывезти его в поселок, а пока предложил заночевать в избе и разделить с охотниками скромный ужин из тушеной зайчатины.

– У нас и выпить чего есть, – выдал Валерик самый веский аргумент.

Сторож и согласился: все равно не успеет выбрести к поселку засветло.

Зайца разделали – распяли за длинные ноги в дверном проеме, сдернули пушистую шубку, выкинули под куст хвост, вывернули кишки, протушили с лавровым листом.

На стол поставили. Водку с окна достали.

Пал Дмитрич, едва бутылку увидел, нахмурился:

– А водку где покупали?

– Да у вас и покупали, – весело ответил Валерик. – В поселке.

– В магазине? – уточнил сторож.

– Да не. С рук, – махнул рукой охотник. – Мужик какой-то продал.

– Какой мужик? – допытывался Пал Дмитрич.

Валерик голову почесал:

– Да фиг знает. Обычный мужик. Сутулый такой, фуфайка с оторванным карманом, нос красный, но он, наверное, у всех алкашей красный.

– И кепка мятая белая? – спросил Пал Дмитрич, еще больше хмурясь.

Валерик палец вверх поднял:

– Точ-но! Он самый. Кепочка белая, мятая. Личность опознана. Давайте уже тяпнем!

– Вот же сволочь! – выругался сторож и по столу кулаком бахнул. – Догадался же продать! Не постыдился. Нельзя эту водку пить, ребята.

– А что такое?

Тут уже Валерик нахмурился.

– Да такое дело, – ответил Пал Дмитрич. – Завезли к нам паленку. Не знаю кто. Не знаю откуда. Вот с рук так продавали за копье. А наши-то и рады! Дешевое пойло. Ну и нажрались. И померло несколько человек. Двух ли, трех ли откачать успели, а штук десять померло. Неделю назад вон хоронили. Считай, массово. У нас же народу в поселке раз-два и кончились. Так люди-то добрые водку эту повыкидывали, повыливали. А Васька, значит, сволочь, решил чужакам продать. Ну, сволочь и есть. Вам, наверное, продал, а себе на эти денежки в магазине нормальной водочки прикупил. Ну, сволочь. Приеду – убью. Это ж надо догадаться! Еще бы троих на тот свет отправил! Не знаю, что там с водкой этой не то. Может, метиловый спирт налили. Говорят, он на вкус и цвет не больно отличается. Я, к счастью, не знаю. Я, к счастью, не пробовал.

Валерик мрачно бутылку отставил:

– Ну вот. И охоту отметить нечем. Давайте, что ли, чаю.

Остальные охотники расхохотались:

– Валерик, ну ты чего? Какой чай? Вчера родился, что ли? В машине вон целый ящик самогонки. Забыл, что ли?

Валерик обрадовался, сам в машину поскакал. А эту, паленую, водку отчего-то не вылил. То ли оставил в назидание, то ли надеялся как-то приспособить в хозяйстве. Достал из автомобильной аптечки пластырь, рванул его зубами неровно и подписал «АЙ! УБЬЕТ!». Мужикам показал, да и убрал бутылку в шкаф.

И забыл, видать.

И вот только сейчас она всплыла.

Сердце Игоря забилось часто-часто, как у загнанного зайца. Воздух почти закончился, мужчина жадно хватал его ртом, но не мог поймать. Х-хап. Х-хап. Х-хап. А дышать не получается. В голове помутнело. Игорь попытался встать на ноги, его зашатало, заштормило. Еле успел ухватиться за стол.

– Ты, – прошептал Игорь, ткнув в Ольгу пальцем.

Прошептал, потому что ни на что другое не осталось ни сил, ни воздуха.

– Ты-ы, – еле слышно.

Ноги Игоря подкосились, и он упал на колени, будто собрался прощения у Ольги вымаливать. Но дело не в прощении вовсе. Оно здесь лишнее. Игорь ссутулился, голову в плечи втянул – плохо ему. Отяжелевшее тело настойчиво тянуло к полу. Упасть бы и лежать пластом.

Он пролежал с минуту или десять или весь час. Время тоже пьяно расплылось. Когда очнулся, Ольга полулежала на прежнем месте. То ли тоже оцепенела, то ли и впрямь всего минута прошла, не успела коварная скрыться.

Вдруг сделалось нестерпимо больно глазам. Свет, обычный солнечный, даже не особо-то и солнечный, резал глаза. Ножом по глазным белкам, сотней игл, вогнанных в зрачки. А те расширились, готовые принять мучение.