Шрифт:
Голосами телеведущих: «Трехлетней Вале срочно требуется операция».
Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. ВАЛЯ! ВАААААААА-АААААЛЯ!
Игорь приходил домой и орал в подушку.
– Аааааааа!
Чтобы вывалить Валю из себя.
– Аааааааа!
А потом он решил бежать. Из этого города Валь, туда, где нет никаких имен, где из звуков скрип деревьев, крики птиц, шум ветра и писк комаров теплыми летними вечерами.
Свалить.
В лес. В лес.
Иначе Игорь убьет кого-нибудь, одну из Валь или ее спутника, того, что громко позовет ее по имени.
В лес. В лес.
Жива ли еще та изба? Найдет ли Игорь к ней дорогу?
Ольга измучилась, извелась, гадая, отчего Игорь рванул в поселок. Она то и дело выходила на улицу, вглядывалась в даль, щурила глаза, пытаясь увидеть: не возвращается ли, хотя он никогда не оборачивался одним днем.
В очередной раз открыла Ольга входную дверь. Уже стемнело. Морозный черный вечер дыхнул на женщину – заберись!
Нет, не вернется сегодня сосед. Засыпать без храпа Игоря всякий раз сложно.
Мороз уже под юбку забрался, в голые ноги вцепился. Замурашил. В дом, в дом, скорее в дом!
Глянула Ольга на мертвеца – лежит себе смирно, не шелохнется.
Сказала ему:
– Ну, спокойной ночи, что ли.
Глаза отвела спешно и дверь торопливо закрыла. Хлопнула на прощание.
Отужинать придумала шпротами. Осталась в закромах последняя банка. Вытащила ее на свет, не нашла железки, за которую тянуть, чтоб открыть. Нужно ножиком, а Ольга неумелая, безрукая. Без мужчины-то. Разозлилась: и сама смогу! Всадила нож в банку – тот застрял. Дернула вбок, чуть пошел и еще сильнее застрял. Дернула в другой, сорвалась рука, скользнула по ножу и по банке сразу. Закровил палец.
Шпроты в томатном соку и крови – то еще угощение.
Ольга больной палец в рот сунула, сама в аптечку полезла, а там ни бинтов, ни пластырей, ни ваты. Бесполезное все! А Игорь, ишь, за «Роллтонами» направился. Лучше бы в аптеку сходил.
Кровь все не останавливалась. Вроде и порез неглубокий, а вон как хлещет. Вспомнила тут Ольга про пластырь на бутылке водки, достала ее, подцепила пластырь ноготком. Тот не хотел поддаваться, но она ж настырная: сорвала вместе с буквами, обмотала им палец – плохо, но держится. От надписи осталось только «Ай».
Не стала Ольга шпроты есть, выкинула. Выпила чашку чая с сушками перед сном себе в удовольствие. Умылась, причесалась, разделась. Давненько она так тщательно ко сну не готовилась. Теперь она хозяйка в доме! И никто ей слова поперек не скажет.
Погасила Ольга лампы в доме. И обратно зажгла. На окна глянула.
Смелая-то она смелая, да только с детства тянется за ней какое-то беспокойство, появляющееся при полной темноте. Лежать на кровати не страшно. Сидеть за кухонным столом в темноте – тоже не страшно. Даже в туалете без света не страшно. А вот пересекать темноту по комнате – жутко. Откинуть посреди ночи одеяло – боязно.
А если никого в доме, так и вовсе невозможно. Всякий звук посторонним, потусторонним кажется, а если вдруг лампочка моргнет, и вовсе вздрогнешь, от визга еле сдержишься.
Так что зажгла Ольга еще и фонарик, осветила (освятила) им на всякий случай углы, обозначила лучом дорогу до кровати и быстро-быстро к ней прошагала. Осветила (освятила) и кровать. Пусто. Ни одного кошмара не притаилось. Улеглась поудобнее, одеялом до самого носа накрылась и только тогда фонарик выключила.
Без Игорева храпа поворочалась немного – непривычно в полной тишине – и задремала.
Ток-ток-ток. Что-то ползет по полу. Ток-ток-ток. Маленькое и шумное. Ток-ток-ток. Сейчас найдет Ольгу. Тук-тук-тук. Открывай, красна девица, глаза.
Ольга подскочила на кровати, а в избе темным-темно, все лампы разом погасли. Уж не перегорели хоть?
Вслушалась.
Ток-ток-ток. Медленно. Не торопится. Не останавливается. Знает, куда ползти.
К Ольге.
Звук слишком тихий, но отчетливый. Его и не сравнить ни с чем. Мыши скребутся иначе. Теннисный мячик катится по полу иначе. Мертвец стучит в окно иначе.
Не игры ли то разума?
Ток-ток-ток. Звук все ближе.
Ток-ток-ток. Звук все страшнее.
Этот тихий равномерный стук пугает больше, чем гулкие шаги, чем скрип тонким черным ногтем по стеклу, чем стоны сдираемой с петель двери.
Ток-ток-ток.
У Ольги внутри все сжалось. Это самое верное описание ее страха – сжалось. Такое вот банальное, но иначе и не скажешь. Страх один, страх един, поджимает внутренности друг к другу, блокирует сердце – ни вздохнуть, ни пошевелиться.