Итан потянулся через стол и взял меня за руку. В первые годы наших отношений он мою руку просто не выпускал, а теперь берет ее только во время ссор. Мне иногда хочется вернуться туда, в прошлое, и провести хоть один вечер с тем, прежним Итаном – молодым, загорелым, подтянутым. Теперь он совсем другой: и волосы поредели, и небольшой животик появился, потому что приходится ходить на ужины с новыми клиентами каждую неделю, а времени на велосипедные прогулки у него после повышения совсем не осталось.

– Извини, – сказал он мягко. – Я понимаю, что тебе не хватает Элоди. Ситуация совершенно чудовищная, но мы ее обязательно преодолеем, как преодолеваем все остальное – вместе.

И я простила своего мужа – точно так же, как в середине девяностых весь мир простил Хью Гранта после его появления в «Вечернем шоу» у Джея Лено с покаянным интервью про тот эпизод с проституткой. Итан тоже выглядел раскаявшимся и смущенным, и я подумала: «Ох, как же я его люблю, как люблю!» Ну да, я жалуюсь на него – по крайней мере, тебе, – но я и правда его люблю. Мы женаты. У нас есть дом. Да, мы больше не та юная, беззаботная парочка, которая болтает обо всем на свете и целуется прямо посреди кулинарного мастер-класса, но мы все равно любим друг друга.

А потом он выпустил мою руку и снова взялся за телефон, тут же позабыв обо мне. И вся сиюминутная нежность испарилась, сгинула в удушливой летней жаре.

– У Элоди сегодня день рождения, – сообщила я, пытаясь удержать его внимание.

– Угу, – откликнулся Итан, пролистывая сообщения и обновляя страницы, пролистывая и обновляя, и даже не слыша, о чем я говорю.

– А еще, если честно, мы с мамой поругались. – Обычно я стараюсь не давать воли эмоциям, поэтому в тот момент изо всех сил удерживала ровный тон, и слова прозвучали сухо, почти отрывисто. Может, поэтому муж и не отреагировал. Наверное, подумал, что ссора с матерью меня не очень огорчила. А может, просто не обратил внимания. У меня иногда складывается ощущение, что у Итана только два режима: либо он весь в телефоне, либо пытается меня оплодотворить.

– Извини, – буркнул он, – тут письмо пришло, надо ответить.

Он принялся набирать сообщение. Я терпеливо ждала и уже была готова выбить проклятый телефон у него из рук, но тут Итан встал и сунул трубку в карман.

– Да, надо бы душ принять, – заявил он, обошел стол и чмокнул меня в щеку. – Обсудим это, когда я вернусь, хорошо?

Он ушел в душ, а я принялась убирать со стола. Тут зазвонил уже мой телефон. Номер принадлежал Кристоферу, и я сразу размечталась, что твоего сталкера арестовали, а тебя нашли и везут домой. Эти мысли так захватили меня, что я не смогла выдавить ни слова, когда приняла звонок.

– Ада… ты меня слышишь?

– Да, я слышу. Есть новости?

Кристофер тяжко вздохнул. Это значило: есть, и плохие.

– Нет, извини. Я просто так позвонил, узнать, как у тебя дела. – Он смущенно усмехнулся. – Сегодня же у Элоди день рождения, да? Как ты там, держишься?

Я оперлась на кухонный стол. Если закрыть глаза и слушать только голос Кристофера, то можно представить, что мне восемнадцать и я валяюсь у себя на кровати, прижимая к уху складную «Моторолу».

– Честно говоря, не очень. – Кристофер молчал, дожидаясь продолжения. – Мы с мамой поругались из-за ее бредовой уверенности, что Элоди укатила отдыхать на пляж, и мама сорвалась и наговорила мне достаточно обидных слов.

– Мне жаль. – По голосу я поняла, что Кристоферу и правда жаль это слышать. И лицо у него сейчас, наверное, такое же искренне-сочувственное, какое было тогда, на парковке у полицейского участка после допроса. – Стресс и душевная боль заставляют людей говорить не то, что они хотят сказать на самом деле. Ваша семья – не единственная, у кого произошла подобная беда, просто твоя мама реагирует именно так.

– Да я все понимаю. Просто мне сейчас так… так… – Я запнулась, не сразу подобрав подходящее название для того, что происходило у меня внутри. Ты-то уж наверняка сообразила бы, что к чему, ты всегда разбиралась в своих чувствах лучше меня. – …Одиноко. Я чувствую себя совершенно одинокой.

Как же хорошо, что мы говорили по телефону и Кристофер не видел, как у меня слезы наворачиваются. Итан терпеть не может, когда я плачу. По его словам, женщины пускают слезу, когда хотят закончить спор.

– Ну, знай, что ты не одинока, – ответил Кристофер. – Даже если тебе так не кажется.

На этом мы распрощались. Я все никак не могла перестать думать о том, как Итан от меня отмахнулся. Может, просто устал. У него был трудный день. Мы поговорим, когда он вернется из душа, и, возможно, меня перестанет мучить совесть из-за того, что я выговорилась Кристоферу.

Закончив убирать со стола, я поднялась наверх. Итан уже спал, развалившись на нашей огромной двуспальной кровати. Я постояла, глядя на него с обидой, а потом начала переодеваться в пижаму, нарочно шурша и грохоча чуть громче, чем надо, в жалкой пассивно-агрессивной попытке разбудить мужа. А потом залезла в кровать, легла рядом и уставилась в телефон, пролистывая поздравительные сообщения от всяких доброжелателей – от тех, с которыми не разговаривала со времен средней школы, от друзей, от совершенных незнакомцев. Не знаю, что ими всеми двигало – искренняя забота или просто нездоровое любопытство. Я не стала никому отвечать, но про себя подумала: «Столько народу хочет поговорить со мной о тебе и спрашивает, как я тут справляюсь, а собственный муж лежит себе и спокойно похрапывает».