– Но ведь так можно всю жизнь поломать ради того, что якобы сделает меня счастливой, а потом обнаружить, что не стоило этого делать.

– Такой риск подстерегает всех, кто решается что-то менять, – пожала плечами Харриет.

– Мне страшно, – созналась я. – Страшно менять в жизни хоть что-нибудь: вдруг будет только хуже. Возможно, сейчас я прикрываюсь родительскими ожиданиями, чтобы оправдывать заведомо безопасные решения. Возможно, сейчас – особенно сейчас – родителям будет наплевать, есть у меня дети или нет, лишь бы я была счастлива. А возможно, и вовсе не имеет значения, что они там себе думают, пока моя жизнь нравится мне самой.

Харриет посмотрела на меня так, что стало ясно: я наконец-то добралась до пряничного домика со стенками из понимания.

– Вы гораздо способнее, чем думаете, Ада.

Тридцать четвертый день после исчезновения

Элоди Фрей

Вот и начался шторм.

Мы с Джеком сидим в мансарде на самом верху, в треугольной комнатке, где вместо одной из стен – скат крыши. Здесь есть огромная кованая кровать и винтажные тумбочки, обустроен уголок для чтения с креслом, обитым темно-зеленым бархатом, и огромной медной лампой. Лампа выключена, и единственный источник света – свечи на серванте, золотые огоньки, мерцающие в полумраке. Прямо у нас над головами тянутся крепкие деревянные балки. Я протягиваю руку и провожу пальцем по одной, вспоминая, как в детстве стояла на этом же самом месте, еще не способная до них дотянуться. Джек останавливается возле больших остекленных дверей, ведущих на маленький балкон. Я подхожу поближе и смотрю на иссиня-черное небо над бушующим морем, яростно молотящим по скалам пенными кулаками.

Джек в восторге, даже дыхание затаил. А потом оглядывается на меня и, конечно же, видит, что и у меня глаза сияют: я с детства обожаю дождливые дни. Ада обычно угрюмо смотрела в окно, а я хватала дождевик, натягивала резиновые сапоги и выбегала на улицу, прыгать по лужам и кружиться, ловить языком капли дождя, широко раскрыв рот и запрокинув голову. Мне казалось, что я всегда будут танцевать под дождем одна. Пока я не встретила Джека.

Застекленные двери приоткрыты. Воздух кажется густым, как будто каждая его частичка зарядилась и вибрирует. Мы ждем. Джек берет меня за руку, пальцы у него горячие и сильные, а жест так знаком, что у меня сводит горло.

И в это мгновение небеса рассекает полоса раскаленного серебра. Это лишь первая нота симфонии: спустя несколько секунд над головой глухо рокочет гром, а следом начинают сыпаться первые капли, звякают об двери, как пули, а потом поднимается ветер, барабанит по стеклам нервными пальцами.

Мы устраиваемся поудобнее с кружками горячего шоколада. Шторм куда интереснее телевизора. Тоска по дому рассеялась. Сказать по правде, когда Джек рядом, я в любом месте ощущаю себя как дома.

Я вытягиваю ноги вперед, поглаживая тонкое кружево по краю шортиков – на мне сейчас тот пижамный комплект из зеленого шелка, который Джек подарил мне на день рождения. «А ничего так у меня ноги», – думаю я, любуясь игрой тени и сияния свечей на собственных икрах. А потом поднимаю взгляд. Джек тоже таращится на мои ноги.

С приездом в «Глицинию» между нами что-то изменилось. До похищения мысль о том, что Джек может страстно разглядывать мои ноги, показалась бы абсурдной, но сейчас…

Кашлянув, он переводит взгляд на ночное небо.

– Все-таки получилось.

– О чем ты?

– О нашем плане, – он обводит рукой комнату, – об этом всем.

– А может, не стоит так говорить до того, как я напишу книгу и заключу контракт на ее издание?

– У нас получилось, – повторяет Джек.

Я не отвечаю. Меня и так не отпускает беспокойство: я изо всех сил стараюсь не думать про все те вопросы, которые начнет задавать полиция после моего возвращения. Я опасаюсь где-нибудь что-нибудь напутать, и тогда меня расколют. Но сейчас мне не до того.

– Жду не дождусь, когда увижу твое имя на обложке, – говорит Джек.

– Если мне приходится прикладывать столько сил, чтобы стать писателем, то, может, я просто этого не заслуживаю.

– Ты достаточно талантлива, Фрей. Проблема не в твоих способностях, проблема в рынке.

– Я понимаю, что все упирается в удачу и в моду на определенные темы, но вдруг этому просто изначально не суждено было случиться? Вдруг даже после того, что мы сделали, мне все равно не предложат контракт?

– Предложат. Они хотят настоящих преступлений – вот им настоящее преступление.

– Почти настоящее преступление. Очень похожее на настоящее.

– Для таких есть отдельная полочка?

Улыбка у меня выходит бледной.

– Сколько я тебя помню, ты всегда хотела стать писателем. Мы этого добьемся. Ответ «нет» не принимается.

– Ответ «нет» не принимается… Это твой девиз по жизни?

– Ты же знаешь, какой у меня девиз: «Как далеко ты зайдешь».

– А как далеко я не зайду? – парирую я и на этот раз улыбаюсь абсолютно искренне.

– Завела новый девиз? – интересуется Джек.

– Как-то не думала об этом раньше.

– Вот и повод подумать.

Тут сквозь щель между створками дует сырой, промозглый ветерок, пахнущий морской солью.

– «Ложись спать с мечтами, просыпайся с целью», – предлагаю я.

– Метко.

– У мамули целая коллекция магнитов на холодильник со всякими поговорками. Каждый раз, когда мы куда-нибудь катались на выходные или приезжали на лето сюда, в Корнуолл, мы заглядывали в город и папа покупал ей в подарок магнитик в маленьком сувенирном магазинчике на Хай-стрит. – Я до сих пор помню, как звякал колокольчик над дверью, стоило ее открыть, и как следом в нос ударял запах сливочной помадки.