Я снова смотрю ему в глаза, и наши лица настолько близко, что, кажется, можно утонуть в этих глазах, светло-синих, как ледяное исландское море. Сверкает молния – и эта светлая синева мерцает, как лед. Я подаюсь вперед и прижимаюсь губами к губам Джека.

И тут он отстраняется, встает на ноги и протягивает мне руку. Меня охватывает невольно разочарование.

– И куда мы пойдем?

Его улыбка красноречивее слов: нас ждет нечто безумное и бесшабашное, и когда я медлю, Джек снова произносит свое волшебное заклинание:

– Как далеко ты зайдешь?

Спустившись на первый этаж, он распахивает парадную дверь.

– А вдруг меня кто-нибудь увидит? – ерепенюсь я.

– Вряд ли найдется другой такой безумец, чтобы выйти сейчас на улицу.

Так что я ныряю за Джеком под ливень. Капли совершенно ледяные, и на мгновение у меня аж дух перехватывает от холода. А потом мы босиком бежим вниз по тропинке, к маленькому пляжу – точно так же, как убегали детьми. Мокрый песок забивается между пальцами. Море бушует. Сверху доносится такой-то грохот, словно кто-то рвет небеса пополам. Мы останавливаемся у самой кромки пенных волн. Промокшая шелковая пижама липнет к телу.

Волосы у Джека тоже намокли и теперь похожи цветом на мокрый песок у нас под ногами. Мой друг превратился в темный силуэт с широкой белозубой улыбкой. Он хватает меня за руку и заставляет сделать шутливый пируэт, и я хохочу, ведь глупо выскакивать под такой сильный дождь. А Джек кружит меня и привлекает к себе, и кладет руку на талию, как будто мы танцуем под песню Фрэнка Синатры, но вместо музыки у нас – рычание неба и вой ветра. Над горизонтом сверкают золотые вспышки, и я пытаюсь подобрать подходящее слово, чтобы описать капли дождя, подсвеченные молнией. Не блестки, но что-то очень близкое. Они падают между нами.

Джек притягивает меня поближе.

Вся веселость куда-то улетучивается. Его тело такое теплое. Я прижимаюсь к нему. Напряжение между нами искрит и гудит, и меня раздирают одновременно восторг и ужас – потому что я не знаю, что будет дальше.

Я хочу ощущать его руки на собственной коже. Хочу ощущать тяжесть его тела, прижимающего меня к песку. Хочу ощущать его между ног.

И тут он целует меня.

Но это не те неловкие поцелуи юности, когда стукаешься зубами, а парень слишком усердно орудует языком. Этот поцелуй виртуозно умелый, и я чувствую себя электропроводом под водой, гудящим, искрящимся под руками Джека, которые оглаживают мне спину и плавно смещаются вперед. Он стонет мне в рот, и я чувствую привкус горячего шоколада и секса, и я хочу его. Хочу его. Хочу.

Мы кое-как поднимаемся обратно по тропинке, прямо на ходу целуясь и лаская друг друга. Нога скользит на мокрых камнях, я пошатываюсь, и Джек ловит меня, легко поднимает на руки, перенося через порог «Глицинии». И уже в холле ставит на ноги, а потом запускает пальцы мне в волосы, касается губами шеи, легонько кусает чувствительное место между шеей и плечом.

И лишь когда мы оказываемся возле одной из спален, туман страсти в голове рассеивается – и мозг, воспользовавшись моментом, кричит: «Какого черта вы творите?!» Но голос принадлежит не мне. Это голос Джеффри. И я неловко отшатываюсь от Джека.

– Что-то не так?

– Я не могу.

– Элоди, – умоляет он, – ну перестань.

Но я и правда не могу.

– Джек… мы же друзья. И всегда были друзьями. Ты для меня как брат, и…

– Хватит! – орет он, вскидывая руки. – К черту это все! Ты больше чем сестра. Гораздо, гораздо больше. – В один шаг преодолев разделяющее нас расстояние, он берет мое лицо в ладони. – Ты все, что я хочу.

– Так ты всем своим случайным подружкам говоришь?

– Значит, вот как ты думаешь? Перепихнемся разок – и привет?

– Очень в духе Джека Вествуда.

– Только не с тобой. – Он прижимается лбом к моему лбу. – Ты и я – так будет правильно.

Я все еще хочу его. Желание трепещет внутри. Но если мы сейчас пойдем до конца, возврата уже не будет.

– А если окажется не так уж и правильно?

– Не может быть. Ни один твой поступок не вызывал у меня ощущения неправильности. А я знаю про тебя все.

– Так уж и все? – Я улыбаюсь из-под ресниц. – А вдруг окажется, что во мне полно загадок?

– Я знаю тебя, – отвечает Джек, чеканя каждое слово. – Знаю, что ты всегда завязываешь волосы, прежде чем садишься сочинять текст. Знаю, что ты не можешь уснуть, не накрывшись одеялом с головой. Знаю, что ты всегда фальшивишь, когда поешь, зато улыбаешься и делаешь книксен с таким видом, словно осчастливила своим выступлением Королевский театр «Ковент-Гарден». – Он гладит мне щеки подушечками больших пальцев. – Я знаю про тебя все до капли, Элоди, и эти знания – мой мир. Ты для меня – целый мир.