В кабинете повисла тишина. Даян смотрел на нас широко распахнутыми глазами, и впервые в жизни я видела, как у близнеца под кожей перекатывается магия.

Одним рывком он встал, подлетел ко мне нос к носу и процедил:

– Если ты еще раз высунешься из столицы… нет, если ты еще раз высунешься из дворца – я тебя сам прикую к трону.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но брат обнял меня так порывисто и так крепко, что ребра затрещали.

– Памагите! – просипела я.

– Сломаешь принцессу – отдуваться тут сам будешь, – невозмутимо заметил Кирион.

И за этот комментарий ему тоже достались крепкие медвежьи объятия.

– Теодор! – рявкнул близнец. – Обед на троих и бутылку лучшего абрийского из моих личных запасов!

– О, я думала мы откроем ее минимум после коронации, – воодушевилась я.

– Вы выжили, мне не придется садиться на трон, а еще судя по запаху вам нужно похмелиться. Так что да, бутылка лучшего абрийского подойдет, – заявил Даян.

Кто мы такие, чтобы спорить с братом, каким лучшим вином нас поить?

Спустя час, когда я налопалась от пуза, Кирион закурил десертную сигарету, а Даян перестал срываться на ор на каждую попытку заглянуть в кабинет и прервать наше культурное общение, мы принялись обсуждать положение дел.

– После крушения дирижабля, матриарх была в бешенстве, – принялся рассказывать близнец. – Я ее такой видел только однажды – когда Кир вернулся в столицу. Она буквально орала без остановки, снесла с места министра путей сообщения и натурально отодрала погоны у колонеля столичной полиции.

Кирион присвистнул, выпуская дымовой дирижаблик нарезать круги по комнате.

– Это до или после того, как она узнала, что принцесса отбыла поездом?

– До. После она прочитала мне длинную лекцию о нашей безответственности, а потом отправила за решетку вообще всю транспортную компанию упавшего дирижабля. До выяснения обстоятельств, так сказать.

– Повезло, – усмехнулся Кир. – Могла и казнить.

– Повезло, – кивнул близнец.

– Экспертиза была? – задала я более насущный вопрос.

– Да что там проводить-то, – помрачнел Даян. – Огонь выжег вообще все, в некоторых местах оплавился камень и металл. Полыхало больше суток, пока потушили.

– Неужели ни одного мага огня в столице не было? – нахмурилась я.

– Были, почему, – вздохнул Даян. – Здесь целая семья живет. Но слабосилки. А внуки вообще уже помесь огня и железа.

– И это явно не все плохие новости, – заметил Кирион.

– Да, – медленно кивнул Даян. – Кабинет министров и матриарх считает, что это был производственный брак. И они намерены призвать мир Воздуха к ответу. Содрать денег и ввести санкции.

– Мы введем санкции – они ответят. И еще не понятно, кто при этом останется в выигрыше, – заметила я.

– Это все понимают, – согласился близнец. – Но нельзя проигнорировать эту катастрофу. Уже ползут нехорошие слухи. Слухи о теракте. А если кто-то начнет всерьез громко и вслух рассуждать о том, что это было покушение на наследную принцессу, мы все знаем, что будет дальше.

Если на принцессу можно поднять руку, значит, власть монарха слаба. Значит, королеву можно стащить с трона. И начать борьбу за власть, или того хуже – борьбу за независимость монархий.

Начать гражданскую войну.

Иногда Кирион жалел, что вернулся в столицу.

Он не любил вечно пыхтящий трубами и куда-то спешащий Ирониум. Не любил дворец, полный лицемерия и лести. И если уж быть до конца честным, мать он свою тоже не любил. Да и матерью ее называть язык не поворачивался. Матриарх – да. Но не мать.

Зато Кирион любил сестренку. Стремительную, отважную, отчаянно пытающуюся сделать этот мир лучше. Упорно преодолевающая и препятствия матриарха, и сопротивление кабинета министров, и трясину бюрократии.

Демира была искренней и живой. И власть нисколько ее не испортила. За это, пожалуй, он особенно уважал сестру. Сохранить человечность и адекватность мало у кого хватает силы воли, ведь власть развращает. Особенно такая власть – близкая к абсолютной.

И насколько сильно он любил сестру, настолько же сильно ему не нравилось происходящее. Что-то происходило, и он не понимал что. А раз не понимал, но мог защитить ни ее, ни Даяна, ни себя.

– Ты не со мной, – раздался грустный голос Констанции.

Еще одна его любовь. Любовь простая и искренняя. Любовь, которую придется пустить под нож ради блага государства. Он это понимал. И она это понимала. Но никогда не корила его, никогда ни о чем не просила. Констанция была так же красива, как и умна.

Кирион всегда удивлялся, как такая великолепная девушка оказалась в том всеми богами забытом форте? Он тогда думал, что ему повезло. Думал, что будет счастлив и сделает ее самой счастливой женщиной во всех мирах.