Она ослабила сбрую, сняла ее и отбросила в сторону. Ухмыльнувшись, она откинулась назад и оперлась руками о стойку позади себя.

Рендаш вцепился в край столешницы, когда его желание стало таким же горячим, как сверхновая звезда. Его самоконтроль, который и так был, в лучшем случае, шатким, грозил вот-вот разлететься вдребезги. Ее груди были большими и мягкими, с розовыми сосками на концах. Он не стал дожидаться дальнейшего приглашения. Рендаш склонился над ней и положил руки на каждую из грудей, поглаживая их упругую плоть. Если не считать ее затвердевших сосков, они были самыми мягкими вещами, к которым он когда-либо прикасался.

Зои застонала, откинув голову назад.

Его взгляд переместился на ее обнаженное горло. Опустив голову, он провел губами по чувствительной коже там, слегка задев ее зубами. Она вскрикнула и схватила в кулак его гребни. Ее таз покачивался, скользя по его эрекции через одежду.

— Зои, — прорычал он в ее плоть, когда дрожь пробежала по его телу. Женщины-алигарийки, с которыми он был, никогда не вели себя подобным образом, никогда не доводили его до такой всепоглощающей потребности, что он едва мог контролировать свои порывы еще до того, как их тела соприкоснулись.

Она легла на спину и еще выше подняла колени.

— Еще, Рен. Пожалуйста. Пожалуйста, прикасайся ко мне еще.

Самоотверженность.

Дело было не в его удовольствии, а в Зои. В ее потребностях. Она так много сделала для него, так многим рисковала, а он так мало дал взамен. Он знал, что это не было настоящим бескорыстием, ее удовольствие было радостью для него, и он брал бы его с жадностью, но это было лучшее, что он мог сделать, чтобы контролировать себя.

Он прошелся поцелуями по ее горлу, вдоль плеча и, наконец, к груди. Переместив руку, чтобы погладить мягкий холмик снизу, он взял в рот кончик ее соска и провел по нему языком.

Зои застонала, ее пальцы сжались вокруг его гребней. Рен поднял взгляд. Ее нижняя губа была зажата зубами, а глаза закрыты. Он пососал маленький бутончик, и она вздохнула от удовольствия.

Он наблюдал за ее реакцией, слушал ее хриплые звуки и сосредотачивался на каждом малейшем движении ее тела, узнавая все, что мог, о том, что ей нравится. Учился доставлять ей удовольствие.

Рендаш переместился к другой ее груди и закрыл глаза, уделяя ей то же внимание, что и первой.

Наконец, он больше не мог сопротивляться соблазну ее запаха. Он провел губами между ее грудями и ниже, к поясу брюк. Рука Зои соскользнула с его голову и легла на стойку, а ее ноги разогнулись. Когда он переместил пальцы к ее поясу, он понял, что звуки стихли.

— Зои?

Он поднял глаза и увидел, что ее голова повернута в сторону. Возвышаясь над ней, Рендаш нахмурился; ее глаза были закрыты, дыхание глубокое. Он нежно взял ее за запястье и поднял руку со стойки. Когда он выпустил его, оно безвольно упало ей на живот.

Его взгляд переместился на бутылку, из которой она пила. Она была почти пуста. Оказала ли жидкость на нее какое-то действие, или это была просто кульминация стресса за последние несколько дней?

Он покачал головой и печально улыбнулся. Он был уверен, что она оценит юмор ситуации, но боль в паху не была забавной. Его кровь была горячей, и конечности дрожали, когда он распрямился.

Контроль. Отстраненность.

Рендаш закрыл глаза и заставил себя дышать медленнее. Не помогало и то, что ее запах исходил от него, что воздух был пропитан ароматом ее возбуждения.

Это к лучшему, сказал он себе. Она была не в своем уме из-за того напитка.

Он снова посмотрел на нее. Она была обнажена выше пояса, соски затвердели, кожа порозовела от его ненасытных поцелуев, волосы были взъерошены и в беспорядке разметались вокруг нее. Она была самым красивым существом, которое он когда-либо видел.

Я был так близок к тому, чтобы попробовать ее на вкус.

Его член дернулся. Рендаш стиснул зубы.

— Ах, Зои, — тихо сказал он, прежде чем осторожно поднять ее. Она глубоко вздохнула и уткнулась лицом в его обнаженную грудь. — Что мне с тобой делать?

За кухней было несколько комнат, и, к счастью, в одной из них стояла кровать, с примыкавшей к ней ванной. Держа ее тремя руками, он откинул постельное белье. Она снова зашевелилась, когда он уложил ее, но не проснулась.

Он уставился на ее штаны. Он находил их — джинсы, как она их назвала, — неудобными и сомневался, что она захочет в них спать. После недолгих колебаний он расстегнул ремень и брюки, и стянул их с ее ног, оставив только небольшой лоскуток ткани, который она носила вокруг таза и ягодиц. Он был того же цвета, что и ее нагрудная сбруя.