И он был влажным от ее соков.

Рендаш сжал кулаки, когда тяжелый аромат ее возбуждения снова окутал его, сильнее, чем раньше. Его тело напряглось, затвердело и было готово к совокуплению, а его пульсирующий член жаждал освобождения. Все, что стояло между ним и его женщиной, — это незначительный лоскуток ткани. Он мог бы легко разорвать его зубами и провести языком по ее лону, чтобы попробовать на вкус. Это ощущение, несомненно, разбудило бы ее, и тогда они смогли бы соединить свои тела и исполнить свои желания.

Низкое рычание вырвалось из его груди, когда он боролся с искушением, с инстинктом, со всем, чего он так отчаянно хотел.

Наконец, он отвернул голову и натянул одеяло на ее тело. Несколько мгновений все, что он мог делать, это сидеть на краю кровати с закрытыми глазами. Делать что-то еще сейчас, независимо от того, насколько она была готова к этому после их ужина, было неправильно.

— Если бы я только мог взять тебя с собой, когда уйду, — тихо сказал он. Открыв глаза, он посмотрел на нее и убрал прядь волос с ее лица.

Люди были такими странными, когда он впервые столкнулся с ними. Такими мягкими и слабыми, казавшимися неполноценными из-за отсутствия конечностей и глаз. Он никогда бы не поверил, что человек станет самым прекрасным существом в его вселенной.

Рендаш встал и вышел из комнаты, не позволяя себе взглянуть на нее, когда остановился, чтобы выключить свет. Ей нужен был отдых, а ему нужна была дистанция, хотя бы для того, чтобы справиться со своими желаниями.

Глава одиннадцатая

Зои застонала. Для ее ушей звук прозвучал иначе, чем в ее снах: это был стон не экстаза, а агонии. Но, с другой стороны, ее сны обычно не сопровождались сильной пульсацией в черепе.

— Зои? — голос Рена, хотя и мягкий, прозвучал в ее голове подобно раскату грома.

Матрас прогнулся, и ее тело скользнуло вниз по простыням, чтобы остановиться рядом с Реном. Его рука легла на ее бок. Странно, но ей показалось, что его ладонь касается ее обнаженной кожи. Ее ночная рубашка, должно быть, задралась во сне. Прямо сейчас она не могла заставить себя беспокоиться.

Она поднесла руки к голове и сжала виски. Если бы ей раскроили череп, Зои была уверена, это было бы не так больно, по крайней мере, трещины дали бы шанс ослабить некоторое давление.

— Я умираю, Рен, — прохрипела она. Каждое слово отдавалось неповторимой болью в ее горле, царапая, как наждачная бумага, на выходе, а во рту было так сухо, что она не удивилась бы, увидев пыль, поднимающуюся от ее губ, когда она говорила.

Он резко сел, отчего матрас подпрыгнул. У Зои скрутило живот.

— Что я могу сделать, чтобы помочь? — поспешно спросил он.

Зои съежилась.

— Для начала ты можешь понизить голос.

— Я не понимаю, как громкость моего голоса может как-то влиять на твое состояние, — прошептал он.

— Потому что моя голова взорвется, если ты этого не сделаешь, — она снова застонала, перекатываясь на спину.

Его молчание сказало ей, что он воспринял ее слова буквально.

Зои приоткрыла глаза и, поморщившись, снова закрыла их. Часть ее мозга понимала, что ни по каким стандартам комната не была ярко освещена, но свет снаружи пронзил ее мозг, как осколок стекла.

— Мне нужна вода, — сказала она. — И аспирин. Целая пачка аспирина.

— Я принесу тебе воды, — мягко сказал он, — но я не знаю аспирин.

Кровать снова заскрипела и закачалась, когда он встал.

— Подожди, — сказала она, открывая глаза и слезая с кровати. Зажав рот рукой, чтобы сдержать желчь, подступающую к горлу, и, спотыкаясь, она побрела по полу, пока ее зрение не привыкло к свету настолько, чтобы распознать ближайшую ванную. Она смутно слышала, что Рен зовет ее по имени, когда вбежала в дверь и упала на колени перед унитазом.

Это был новый круг ада. Она схватилась за края унитаза, и ее вырвало, опорожняя желудок от всего, что она съела прошлой ночью. С каждым рвотным позывом ее охватывала агония. Перед глазами вспыхнули звезды, ослепив вспышками света, размытыми из-за слез в глазах, и ей действительно показалось, что голова вот-вот взорвется.

Она внезапно осознала присутствие Рена. Каким-то образом он втиснулся в небольшое пространство, не давя на нее, откинул назад ее волосы и успокаивающе положил руку ей на спину. В тот момент это было самое милое, что кто-либо когда-либо делал для нее. Ей было крайне неловко находиться в таком состоянии рядом с ним.