Шрифт:
Если совсем уж честно, мне по-прежнему было всё равно. Несмотря на то, что подруга добилась того, что я стала действительно нравиться себе в зеркале, это не отменяло того факта, что я абсолютно не разбиралась в теме модных приговоров и стиля, в том числе потому, что это казалось мне пустой тратой времени и сил, особенно с недавних пор.
После долгой и нудной линейки, хотя, казалось бы, в выпускном классе я должна была радоваться и запоминать каждый школьный момент, мы разошлись по классам. Кабинет английского языка, рассчитанный на полный класс из-за какой-то там экспериментальной программы и из-за нехватки учителей, без Кости выглядел совершенно пустым. Не было его вещей: очков в толстой черной пластиковой оправе, пачки сигарет, которую он так старательно прятал то в одном месте, то в другом; не было дорогущей красной ручки, которой он проверял тетради, не было и такой же синей, которой он заполнял журнал; в шкафу не висела его куртка и сменная одежда на всякий случай, из кармана не торчал брелок от автомобильных ключей. В общем-то, кармана тоже не было, потому что не было самого Кости. Это всё было бы ничего: обычно все учителя забирают вещи на время каникул, но учительский отпуск заканчивается за пару недель до начала учебного года, и учителя успевают снова «обжить» свои кабинеты.
Без своего хозяина кабинет английского языка казался брошенным и каким-то неправильным. Не успели мы распределиться по своим местам, как в распахнутую дверь вбежал запыхавшийся Николай Петрович, наш директор.
— Одиннадцатый «Б», ребята, все на месте? Все дошли? — он повторил вопрос. Только тогда, когда класс нестройным хором заверил его, что все, директор вышел на середину класса. — Я хотел бы сделать объявление о том, что Константина Леонидовича пока что не будет в школе. Временно вести английский у вас будет Кристина Антоновна, она же пока возьмет на себя классное руководство.
Я недовольно загудела вместе с одноклассниками. Если без Кости мне и так хотелось волком выть, то крикливая и постоянно чем-то недовольная Кристина Антоновна меняла отметку моего состояния с уже привычного «хреново» до «так ужасно, что хоть вскрывайся».
Николай Петрович поднял руки в примирительном жесте.
— Тише, ребята, я же сказал: вре-мен-но, — по слогам произнес он, — это только временно, — добавил еще тише.
— А почему Константина Леонидовича не будет в школе? — раздался с задней парты высокий девчачий голос. Если память мне не изменяет, то это Ира, которая, как мне казалось, с самого начала неровно дышала к Косте.
Директор вздохнул.
— Ваш учитель в августе попал в крупную аварию, и сейчас не смог бы работать даже при огромном желании.
— А когда он вернется? Долго у нас Кристина Антоновна будет?
— Честно, ребята, я не знаю. Не хотел вам говорить, но может быть и так, что ваш классный не успеет поправиться даже к вашему выпуску, но вы не расстраивайтесь, — Николай Петрович окинул взглядом класс. — Всё образуется, вот увидите. А насчет Кристины Антоновны скажу, что она будет у вас вести только до тех пор, пока я не найду нового преподавателя. К первому сентября, извините, ребята, не вышло: ведь перед самым началом года, ну кто бы мог подумать…
Директор, махнув рукой, вышел из класса, уже крепко над чем-то задумавшись. Наша временная англичанка пока еще не пришла, что было удивительно, и мы с Талей принялись обсуждать происходящее с таким видом, будто это были теории масонского заговора.
— А если Кристина Антоновна потом не захочет от нас уходить?
— Поверь мне, захочет, — безапелляционно ответила мне Таля. — Ей не так много доплачивают за нас. А если всё-таки не захочет, — шепнула она, — то мы сделаем так, что будет пулей лететь из нашего класса.
Я снова принялась рассуждать.
— А кто тогда вместо нее? Даже если Костя быстро придет в себя, а я на это очень надеюсь, то на восстановление ему может понадобиться не один месяц, вспомни, сколько лежала я. Николай Петрович прав, нужен учитель.
— Да только где бы его взять… — протянула сестра.
Придумать, где нам достать учителя во время учебного года, мы не успели: пришла Кристина Антоновна. С ней кабинет начал казаться и вовсе каким-то нереальным, ненастоящим, словно в плохом кошмаре, когда привычные тебе места выглядят и ощущаются иначе. Но зато я сразу же поняла, что новая классуха мне не нравится, причем это совсем не так, как было, когда Костя меня безумно раздражал и бесил. Эта мне просто не нравится, хотя она вроде не нравится вообще никому. Выпускной класс, большая ответственность, экзамены, новогодняя постановка, важные мероприятия… Кристина Антоновна что-то говорила и говорила, но я и не думала ее слушать. Просто верните мне моего Костю, и тогда всё будет хорошо.
На удивление, учительница не стала слишком долго нас мучать, и уже через час мы были свободны, словно птица в небесах.
— Как сопля в полете, — буркнула я, не успела Таля по привычке сказать то же самое. Настроение сегодня стало еще хуже, чем было в последние дни.
— Ребят?
В самое большое скопление одноклассников, где Артем Смольянинов рассказывал о летней поездке на Кипр, протиснулась Милана. Она никогда не была старостой, но в компенсацию этого была очень дотошной и чересчур активной в плане всего, что касалось общественной работы. Если вдруг наш класс припахивали к какой-нибудь неожиданной внеклассной и наверняка очень полезной деятельности, то проклинать надо было именно ее, Милану Столетову. Случайно вышло так, что мы с Талей тоже оказались именно в том месте, где наша активистка собиралась озвучивать новую идею, скорее всего, уже согласованную и с администрацией, и даже с нашей временной классной. Я развернулась, насколько это было возможно, и попыталась выбраться туда, где посвободнее, но услышала предложение Миланы и остановилась как вкопанная.
— А давайте завтра после уроков пойдем навестить Константина Леонидовича? Наверняка ему очень одиноко в больнице, и мы должны его поддержать, — черт, нет. Только не это. Нет, нет, нет. — Все скидываемся по двадцать рублей, на фрукты! — с минуту подумав, прикидывая что-то в уме, Милана добавила: — А если по тридцать, то даже на йогурты хватит.
Сказать или промолчать? Я не знала, но очередной приступ ярости снова пришел на смену апатии, как и происходило на протяжении последних двух недель.