Шрифт:
– Ты себя то видела?
– мужчина больно дергает меня за волосы, словно просто отводит душу, и отпускает. Указывает рукой на мое лицо: - Себя видела? Да тебя такую только извращенец возьмет! Куда собралась-то, дура?
Сжимаю губы и отворачиваюсь. Возникает сильное желание вновь спрятать волосы под ткань. Но я не шевелюсь.
Да, знаю, я не такая, как остальные девушки в наших краях. И виной этому мамина кровь.
В империи ценятся черные, как смоль, волосы. И темные глаза. Мужчины любят низеньких девушек и болезненно худых. Тех, которые больше напоминают детей. Женщина должна быть миниатюрной, бледной, тощей, беспомощной. С тихим покорным голосом и большими наивными глазами.
Я действительно отличаюсь от стандартов красоты. Потому стараюсь прикрывать волосы, чаще смотреть под ноги, а не в глаза.
Ведь хоть моя мама и обладала темно-русыми волосами, но вот мне передала густые золотистые вьющиеся локоны. И голубые глаза, очень светлые, совсем не похожие на те черные озера, которые воспевают в песнях и стихах.
Это произошло из-за того, что моя мама родилась далеко от империи. Она попала сюда во время Семилетней войны. Ей было одиннадцать. Мама не знала, что случилось с ее родителями и домом, но ее забрали в плен, а потом продали как живой товар. Она долгое время была служанкой, а потом в нее влюбился мой отец и выкупил из рабства.
Моей маме повезло попасть в нормальную семью и стать помощницей по хозяйству. Повезет ли так же мне?
– Идиотка!
– отчим взмахивает руками, все еще проклиная меня.
– Кто будет следить за домом и садом? Кто будет готовить жрать? Ты вообще чем думала? Как мы теперь будем платить за жизнь?
Я вновь сжимаю губы. Хочется напомнить Чжану, что он живет в доме моего отца. Что я не его бесправная рабыня, какой он меня всегда считал.
Мне хочется залепить ему пощечину в ответ, пока я чувствую как пульсирует и горит след на моей щеке. Но он сильнее меня. И если сейчас я продолжу спорить, то он схватит мокрое полотенце и палку.
А мне хочется только побыть с братом.
– Я смогу выплатить долги за дом, - произношу смиренно. Мне просто хочется, чтобы Чжан отстал от меня.
– Этот год, пока меня не будет в городе, его не заберут у нас. А потом я все выплачу, вернусь и снова смогу работать.
Отчим недовольно пыхтит. Но аргумент насчет дома его успокаивает. Он осматривает меня всю, затем сплевывает на деревянные доски и разворачивается:
– Подай ужин!
Чжан, наконец, скрывается в доме. А я поворачиваюсь к Вилану.
Голубые глаза брата вновь наполняются слезами. Его руки безвольно обвисают, а взгляд становится потерянным:
– Мими? Это правда? Тебя продадут?
6
Пока готовлю ужин и накрываю на стол, брат не отходит от меня. Я пытаюсь успокоить его, заверяю, что все будет хорошо и год это очень мало. Успеют лишь отцвести вишни, и я вернусь. Вилан мужественно пытается сдерживать слезы.
Он ведь мужчина. Мой будущий защитник. Он должен быть сильным.
За столом Чжан с нами не разговаривает. Только несколько раз делает замечание. Что бульон не такой наваристый, как ему хотелось, а капуста горчит. Я молча киваю, искоса наблюдая как мутная жидкость из фарфорового графина перетекает к нему в рюмку, а потом исчезает во рту.
Вскоре он уже не сможет ворочать языком и уйдет спать. Тогда я смогу побыть с братом.
Так и происходит. Отчим поднимается на ноги и, немного пошатываясь, уходит. Не прощается и не благодарит за ужин. Но мне это не нужно.
– Я не останусь с ним!
– вдруг со злостью шипит Вилан. Он гневно раздувает ноздри и пристально смотрит на меня: - Я пойду с тобой! Пусть продадут нас вместе!
Поджимаю губы и встревоженно оглядываюсь. Но Чжан к счастью не услышал слова сына.
– Нельзя, - качаю головой и протягиваю руку, чтобы коснуться волос брата. Но мальчик ловко уворачивается от моего прикосновения. Смотрит на меня, будто я только что предала его доверие. Я удивленно замираю.
– Почему нельзя?
– пальцы Вилана сжимаются в кулаки с такой силой, что кожа на костяшках белеет.
– Почему ты хочешь оставить меня одного здесь? Ты собираешься сбежать?
На последних словах его голос срывается на всхлипы.
– Нет, Вилан, - пытаюсь успокоить его тихим голосом. Все еще боюсь, что мы потревожим Чжана, и он разозлится. Но брат все-таки срывается на крик:
– Я не хочу оставаться в этом доме! Я не хочу оставаться с ним! Я хочу с тобой, Мими!
Он вскакивает на ноги, вытирая слезы, которые все же хлынули из глаз и прозрачными бусинами покатились по щекам. Не глядя на меня больше, он бросается к выходу во двор.
– Что за шум?!
– раздается крик Чжана. Из его комнаты слышится грохот. Кажется, отчим что-то уронил.