Шрифт:
Среди деревьев замелькали бледные огоньки. В лицо дохнуло сыростью и гнилью. Земля под ногами стала подозрительно мягкой, кочки на которые я ступал заходили вверх-вниз. Было похоже, что впереди болото. А лес за спиной всё орал и ревел голосом голодного зверя.
Почти уже ничего не соображая, я встал на четвереньки и пополз, наткнулся на замшелую корягу, обхватил её руками, уткнулся лицом в мягкий влажный мох.
– Не дай мне пропасть, не дай мне пропасть!
– шептал я, сам не зная к кому обращаюсь.
И вдруг всё закончилось. Раз – и тишина. Я высунулся из-за коряги и огляделся. Всё было как обычно, обычные деревья, обычный лес, жуткая психоделика смолкла, исчезла. Только недалеко, за деревьями, как мне показалось, ворочалась огромная тень, удаляясь вглубь леса.
Грязный и ободранный я вернулся домой и, размазывая по щекам слёзы, всё рассказал бабушке. Она почему-то очень сильно испугалась, побледнела, руки у неё дрожали как у неопохмелившегося алкаша. Бабушка приказала мне сидеть в доме и носа на улицу не показывать, а сама куда-то убежала. Вернулась только под самый вечер и от неё сильно пахло сырой землёй.
– Ты чуть всю деревню не погубил, – сказала она мне.- Слава Богу, обошлось. Сколько раз я тебе говорила не ходить к барсучнику!
И она в сердцах, больно отхлестала меня полотенцем.
Утром бабушка посадила меня на поезд и отправила домой к родителям, сказав на прощание, чтобы я больше не приезжал. Я ничего не понимал. Что случилось в лесу? Что это за проклятый барсучник? Что я потревожил? Куча вопросов и ни одного ответа, мне так никто ничего и не объяснил. Когда я уезжал, деревенские просто молча смотрели на меня, отчуждённо и неприязненно. Я помню, что весь сжался под этими взглядами, к тому же после пережитого в лесу, в груди ощущалась холодная сосущая пустота.
На вокзале меня встретил отец. Я спросил у него, что всё это значит, он-то должен знать, ведь бабушка – его мама, он вырос в этой деревне.
– Меньше знаешь, крепче спишь, - мрачно сказал отец.
С того лета прошло уже много времени, я давно вырос, но так и не узнал тайну бабушкиной деревни. Да и бабушку я больше никогда не видел, родители перестали отправлять меня на лето в деревню, а сама она к нам не приезжала. Умерла бабушка, когда я уже заканчивал институт. Отец поехал на похороны один, меня с собой брать категорически отказался. Я до сих пор, когда бываю в лесу, чувствую себя неуютно. Мне всё кажется, что деревья вот-вот сомкнуться, обступят меня плотной стеной, и я опять услышу тот сводящий с ума голодный рёв. Солнце исчезнет, в лицо задышат сырость и тлен. И второй раз я такое уже не переживу.
Если не успеешь - останешься здесь навсегда
В тот день у меня всё пошло кувырком с самого утра. Может быть, я встала не с той ноги, а может магнитные бури. Не знаю. Когда утром ехала на работу, разругалась в автобусе с кондукторшей, на работе повздорила с коллегами, ну и, для полноты картины, вечером, придя домой, перессорилась со всеми близкими.
Взъерошенная и раздражённая я выскочила из квартиры, хлопнув дверью так, что в подъезде задребезжали стёкла. Я вышла во двор и присела на лавочку. Злость и обида на весь мир жгли огнём изнутри. Посидев минут пятнадцать я успокоилась, но домой возвращаться не хотелось. Решила прогуляться. Дошла до остановки. Начал накрапывать тёплый июньский дождь. Пока раздумывала куда идти дальше подъехал автобус. Зонта у меня не было, пережидать дождь на остановке неохота, и я запрыгнула в салон пазика.
Когда я вышла из автобуса на конечной, дождь уже кончился. Стеклянное здание железнодорожного вокзала блестело в свете закатного солнца. Сезон белых ночей был в самом разгаре. Зайдя внутрь и бесцельно послонявшись минут двадцать по залу ожидания я снова вышла на улицу.
К вокзалу подъехал очередной автобус. № 167 «ЖД вокзал – д. Ручейки» - гласила табличка на лобовом стекле. Я вспомнила, как когда-то, ещё в студенческие годы, ездила в деревню Ручейки с подругой. Там жила бабуля, которая якобы бы умела лечить заговорами, снимать порчу, предсказывать будущее и так далее. Мне это было ни к чему, но подруга во всё такое очень верила, и я поехала с ней за компанию. Маленькая сухонькая, но очень подвижная старушка сразу же "обнаружила" у моей подруги венец безбрачия и предложила снять его за три тысячи рублей. Для провинциальных студентов это были приличные деньги. Мне тогда стоило больших усилий убедить подругу не сходить с ума и не тратиться на ерунду. А через неделю в ночном клубе она познакомилась с приятным парнем, и думать забыла о венце безбрачия и ушлой старушке.
Мобильник надменно молчал. Никто из близких после ссоры мне не позвонил. В глубине души я понимала, что виновата сама. Но первый шаг делать не хотелось. Гордыня. Решила болтаться по городу, пока они не позвонят первыми. Я прикинула, что от ЖД вокзала до Ручейков ехать около часа. Экран телефона показывал 20:46. Я доеду до конечной остановки, затем на этом же автобусе снова вернусь на вокзал. Убью часа два. За это время они точно начнут беспокоиться и позвонят. План мне понравился, и я решительно залезла в автобус №167.
Пазик ехал быстро и почти без остановок. Глядя в окно на мелькающий бетонный пейзаж, я задремала. Проснулась от резкого толчка. Пару секунд я соображала где нахожусь.
– Приехали. Конечная, - сказала мне девушка - кондуктор.
Я огляделась – кроме меня пассажиров больше не было. Часы в телефоне показывали 21:39. Я вышла из автобуса.
Надо же, лет десять прошло с того момента как мы с подругой сюда приезжали, а здесь почти ничего не изменилось. Тот же заасфальтированный пятачок, тот же маленький продуктовый магазинчик. А вон там железнодорожная насыпь и сразу за ней деревня Ручейки. Заглянув в салон автобуса, я спросила у кондуктора, когда они поедут назад.