Элена была измотана, а расшифровывать такие иероглифы непросто. Впервые за долгое время ей захотелось пойти в караоке-бар на улице Уэртас, повидать знакомых, заказать песню и отдаться музыке, а может, даже познакомиться с мужчиной, спросить, есть ли у него внедорожник, а потом отправиться на подземную парковку под площадью… Элена решительно отогнала эти мысли. Она должна сохранять ясное сознание, это ее долг перед Ческой. Она вернулась к картинке с двумя соединенными ромбами.

Вряд ли Ческа хотела отправить им философское послание. Она звала на помощь, а следовательно, все символические значения ромба — религиозные, метафизические, геометрические — можно отбросить. Тут должно быть нечто более прагматичное, какая-то зацепка, что-то, что приведет их к ней.

Элена вздрогнула от звонка домофона; сняв трубку, она услышала голос Сарате:

— Извини, что беспокою. Можно зайти?

Сарате прошел через все положенные стадии: отрицание, гнев, торг, депрессию… Теперь его мучила только тревога.

— Не могу перестать думать о Ческе, о том, через что ей пришлось пройти. Жива ли она? Насиловал ли ее этот урод с гнилыми зубами?

— Гони такие мысли. Сейчас важно одно: найти ее.

— Я голову сломал, думая об этих двух ромбах. Но так ни до чего и не додумался.

— А какие варианты у тебя были? Поделись, вдруг что-то сообразим вместе.

— Масонский символ. Чистые геометрические формы.

— Слишком изысканно.

— Татуировка. У кого-то на теле вытатуированы два ромба?

— Может быть. Но эту версию трудно проверить. Мне кажется, Ческа бы выразилась яснее.

— А у тебя есть идеи?

— Давай попробуем мыслить как Ческа, — предложила Элена. — Представь: ты связан, ранен, каким-то образом добываешь листок бумаги и можешь отправить только одно сообщение. Приходится писать его собственной кровью, и времени у тебя мало.

— Не исключено, что ты не можешь писать напрямую — иначе эта тварь записку не пропустит, — подхватывает Сарате.

— Надо еще понять, почему убитый носил рисунок в кармане.

— Думаешь, он знал, что там? Что это не просто клочок бумаги?

— Он ехал к ветеринару за рецептом…

— Но это не означает, что он умел читать рецепты и вообще хорошо соображал, — нетерпеливо перебил Сарате. — Вспомни, что говорил Буэндиа: вероятно, он почти всю жизнь провел взаперти. Думаю, Ческа хитростью подсунула листок ему в карман. Но вернемся к сообщению. Что она имела в виду?

— Она указывает нам путь. В вашем последнем расследовании, которое касалось похищения людей, встречался такой символ?

— Нет. Если бы встречался, я бы сразу вспомнил.

— И ни в каком другом расследовании?

Сарате задумался.

— Нет. Я бы вспомнил, Элена.

— Это должен быть знак, который легко расшифровать. Мне кажется, разгадка у нас под носом, просто мы ее не видим.

Еще почти час они безрезультатно рассматривали картинку.

— Ты ужинала? — спросил Сарате.

— Я очень голодная.

Они поужинали лазаньей из морозилки.

— Не знаю, сколько времени она там провалялась, но испортиться же не могла, правда?

— Завтра поймем. Если мы не отравились, значит, не испортилась.

Запить лазанью Элена предложила бутылкой итальянского «Каналетто Монтепульчано д’Абруццо».

— Думаю, вино хорошее. Мама прислала мне его на Рождество. Ты же знаешь, я вино не очень жалую. Раньше всегда пила граппу, а теперь вот подсела на воду из-под крана.

— Надо же! А я мечтал выпить с тобой граппы.

Они ели, болтали и допивали вино, ненадолго забыв о Ческе. Когда бутылка опустела, Элена сходила на кухню.

— Хранила ее в холодильнике на крайний случай, — улыбнулась она, разливая по рюмкам граппу «Либарна Гамбаротта». Элена рассказала, что этот сорт в течение года выдерживают в дубовых бочках; она рассуждала об аромате и цвете напитка, но для Сарате он ничем не отличался от любой другой граппы. Постепенно он пьянел, и на его лице проступала грусть.

— Это моя вина: я ушел тем вечером. И сказал, что не люблю ее. Иногда мне кажется, что она исчезла, чтобы меня наказать.

— Не терзай себя. Ты сказал ей то, что чувствовал. В том, что произошло потом, ты не виноват. Это уж точно.

— Иногда мне кажется, что виновата ты.

— Я?

— Конечно. Я не хотел связывать свою жизнь с Ческой потому, что все время ждал тебя.

— Думаешь, я поверю, что ты год меня не видел и все равно ждал? — Элена крутила в пальцах рюмку с граппой.