Больше говорить Ческа не могла. Силы надо было беречь, если она собиралась выбраться отсюда живой. Сейчас ее враг не Антон и не Хулио, а истощение. Можно было еще порасспрашивать Малютку, разузнать все поточнее, но вряд ли стоило. Кажется, она и так примерно представляла себе ход событий, и он ее радовал. План Чески состоял в том, чтобы рисунок попал в руки аптекаря: вдруг тот заметит, что кровь человеческая, и позвонит в полицию. Малютка свою часть задачи выполнила, подсунула листок в карман Серафину. Она говорит, что он так и не добрался до аптеки. Но если Серафин погиб в стычке с полицией, значит, рисунок уже в распоряжении ОКА. Им остается только расшифровать послание.

— Хулио говорит, нам надо уезжать.

— Прямо сейчас?

— Не знаю. — Девочка опять была готова заплакать. — Я не хочу уезжать, я всегда жила здесь. Мне страшно выходить на улицу.

А вот это плохая новость, подумала Ческа. Если они намерены бежать, ей конец. Никто ее с собой не потащит, это очевидно.

Девочка зарыдала с новой силой. Ческа вздохнула. Детский плач отдавался в ушах, сливаясь с визгом наверху, уничтожая остатки душевных сил. Внезапно Малютка притихла. Теперь слышалось только ее тяжелое дыхание. В доме хлопали двери, раздавались шаги, крики, грохот. Малютка испуганно взглянула на лестницу. По ней кубарем слетела кошка и подбежала к дрожавшей девочке.

— Кошка.

Кошка обнюхала раны Чески.

— Я тогда проиграла на «ё». Ёжик.

Ческа не сразу поняла, что Малютка хочет играть.

Теперь бы радостно включиться в игру, но от слабости Ческа, кажется, забыла все слова.

— Твоя очередь! — поторопила Малютка.

— Желвак.

Надо бы объяснить, что такое желвак. Показать на щеку, в которой теперь зияла дыра. Но девочку слово устроило и без объяснений.

— Мне на какую букву?

— На «з».

— На «з»…

Девочка покрутила головой, встала, обошла помещение. Потом опустилась на корточки и подняла с пола нитку.

— Завязать!

В ее голосе было столько азарта, что Ческа, уже закрывшая глаза, вздрогнула.

— Нитка, ее же можно завязать! — объяснила девочка.

— Завязать — это глагол. А нужно существительное.

— Не везет мне! Значит, я проиграла.

Ческе хотелось только спать — погрузиться в глубокий, крепкий сон и больше не просыпаться.

— Ты должна назначить мне штраф.

Заметив, что глаза Чески закрыты, Малютка подскочила к ней и стала тормошить.

— Я же проиграла, какой у меня штраф?

— Поможешь мне сбежать, — пробормотала Ческа.

— Ладно.

Веки Чески снова сомкнулись. На пороге сна голос Малютки звенел, как поминальный колокол по надежде:

— Ладно, я помогу тебе сбежать. Как мы это сделаем?

Тяжесть и темнота, пришедшие словно из другого мира, навалились на Ческу, не позволяя ответить.

— Это кровь Чески.

Сообщение Буэндиа было коротким, четким и предсказуемым.

— Спасибо, Буэндиа. Поезжай домой, отдохни, — ответила Элена.

Буэндиа допоздна задержался на работе, дожидаясь результатов анализа. Он наверняка устал. Впрочем, все они были измучены.

Когда Элена вышла на балкон, уже похолодало, и явно собирался дождь. Пласа-Майор опустела. Днем площадь забита туристами, но по ночам словно вымирает. Только в подворотнях громоздятся картонные коробки, старые одеяла и замызганные матрасы бездомных; с рассветом некоторые из ночующих здесь бомжей увозят свои скудные пожитки на тележках, украденных из супермаркетов. Естественно, по вечерам сюда приходят волонтеры, приносят бродягам термосы с горячим кофе и печенье, немного с ними болтают. Иногда Элена чувствовала, что должна спуститься на площадь и помочь этим людям, но всякий раз ей мешали эгоизм и уверенность, что они сами выбрали такую жизнь и сами должны с ней справляться. Возможно, она была неправа: никто из спавших под открытым небом не выбирал такой судьбы. Просто не смог ее избежать.

От матери было три пропущенных звонка — ничего, перезвонить можно и завтра. Элена не жалела, что согласилась лететь в Берлин. Во время совещания ОКА в команде наметились первые трещины. Стычки, обвинения, недоверие, беспомощность. У полицейских тяжелая работа… Такая нагрузка уже не для нее.

Устав разглядывать площадь, она вернулась в гостиную. Надо бы посмотреть телевизор, чтобы отключить голову, — найти программу, где знаменитости голодают на каком-нибудь острове, или еще что-то в этом роде. Но вместо этого она взяла планшет и открыла фото рисунка. Два соединенных ромба.

Что это означает? Несмотря на крайнюю усталость, Элена старалась рассуждать логично. Если у Чески появилась возможность отправить сообщение, но она не указала ни имени, ни адреса, значит, она не знала, кто ее похититель и где ее держали. Но почему два ромба? Когда-то на испанском телевидении так маркировали фильмы для взрослых: один ромб — смотреть с осторожностью, два ромба — старше восемнадцати лет. Но Ческа из другого поколения, она не могла использовать обозначения, которых даже не застала. Да и как это понимать? Старше восемнадцати? Попытка указать на бордель или другое заведение, запрещенное для несовершеннолетних?