Разворачиваюсь к нему, и вижу, как на его лице застыло изумление, словно, я какое-то привидение, которое именно потревожило ЕГО, а не наоборот.

– У вас что, какая-то личная неприязнь к женским вздохам? – складываю руки на груди и выгибаю бровь, потому что меня жутко раздражаюет его глупые и неуместные возгласы. А попутно, пытаюсь сдержать подступающие слезы, которые вот-вот польются солёной рекой.

– Вы сейчас раздражены, – добавляет Марк, обжигая свои ледяным взглядом.

– Послушайте, Марк, – делаю специально паузу, словно, собираясь с мыслями, – что вы ко мне прицепились?

– Я даже не пытался прицепиться. Я же не… .

Врёт. Всё он хотел, иначе, не обращал бы на меня внимание, как на других коллег. Ведь, за эти дни, которые мы проработали с ним я ни разу не заметила, чтобы Марк испытывал к кому-нибудь ещё столь сильное влечение поиздеваться.

– Если вы полагаете, что ваши неуместные шуточки и возгласы в мой адрес, и прочие замечания всегда имеют быть справедливы, то, вы глубоко ошибаетесь.

– Правда?

Издёвка прозвучала более убедительней, чем было нужно.

– Марк Борисович..…

– Я внимательно вас слушаю, Яна Андреевна.

Мы замолкаем. Где-то вдали гудит сирена скорой помощи. Через какую-то секунду, с другой стороны раздаётся рёв выхлопной трубы мотоцикла. А мы… продолжаем стоять и буравить друг друга взглядами. Марк издевается. Решил, что нашел себе новую грушу для оттачивания остроумия и сарказма. Нет уж. Не сегодня, Марк Борисович. И никогда после. Я хочу высказать все то, что накипело внутри.

– Я все никак не могу понять… – начинаю говорить с такой раздражительной интонацией, что кажется, наш индюк ожидал совершенно не этого. – Вы настолько одиноки, что норовите каждого новичка извести, или же, это у вас такое отношение ко всем, кто вам не ровня?

– Яна я…

– Подколы, издевки, унижения в адрес других молодых сотрудников… – перечисляю с повышением тона. – Я даже не представляю, какой арсенал рычагов воздействия у вас в кармане. Вы самый недружелюбный коллега, с которым мне довелось работать.

– Очень польщен вашим комплиментом, – добавляет он и улыбается в конце. Улыбка натянута, отдаёт отдаёт флером лжи. Она не настоящая. Он лишь скрывается свое настоящее “я” под ней. Я его раскусила.

– Вы неисправим! – заявив свое умозаключение, и, развернувшись, не желаю его больше слышать. По крайней мере сегодня.

– И вам хорошего вечера.

Пропускаю мимо ушей его слова и из последних сил сдерживаюсь, чтобы не показать ему средний палец, прямо как в зарубежных фильмах.

Ну хам! Просто. Полнейший. Хам!

Остаток дня я провела в гордом одиночестве. Рома так и не соизволил перепозвонить, поэтому, нашим отношениям явно – конец. Немного расстроилавшись, что так глупо они закончились, я включила какую-то мелодраму, взяла большую банку мороженного и принялась смотреть.

Скажу я вам – это отличное средство, чтобы выплакать то, что так долго копила в себе. Понять и осознать свои ошибки. Порадоваться за героев и расстроиться, почему у тебя отношения не как в фильме… Или в книге… Мелодрама плюс мороженое, равно превосходный психолог дома. Дешево и сердито. Как говорится, народный выбор женщин!

Завтра мне нужно явиться с утра на встречу эйчаром по случаю первого месяца моей работы. Мы будем встречаться каждый месяц, пока не закончится испытательный срок (который длиться три месяца), и меня окончательно не примут в штат.

Каждый пройденный день испытательного срока первой работы в лаборатории проходит волнительно. Мне кажется, что я что-то упускаю, недостаточно хорошо соблюдаю инструкцию или же совершенно делаю не всё по технике безопасности. Это лёгкое волнение иногда накатывает волной паники: а что, если меня не возьмут в штат? Что, если завтра мне скажут: вы нам не подходите? Что тогда?

Когда меня завалили на английском при сдаче экзаменов в аспирантуру, мне казалось, что весь мир рухнул в одночасье. Практически тоже самое чувство я ощущаю сейчас – когда наши отношения с Ромой закончились. Но ведь всегда после бури наступает затишьем ведь так?

Откинувшись на спинку дивана, продолжаю чесать Шелби за ушком. Мой питомец кладёт голову на мою коленку и тяжело вздыхает.

– Да, ты прав, – говорю ему. – Ужасный день выдался.

Шелби смотрит на меня своими темными глазами с такой грустью, что мне разом хочется затискать его в своих объятиях. Но… эта собачья «грусть» – лишь повод выклянчить мороженое у меня, что осталось в пластмассовой банке.

– Ты это хочешь? – выгибаю бровь, продолжая наблюдать за Шелби. Он радостно приподнялся, вынесут язык и завилял хвостом.

– Вот прям это? – указываю на банку мороженного, а Шелби аккуратно дотрагивается лапой до моей руки, слегка пожимая когти.

– А ты был хорошим мальчиком весь день?

Шелби закружился вокруг своей оси, издавая едва уловимое глухое рычание. Он настолько неуклюже радовался, изображая подобие какой-то несуразной команды (которую я конечно не говорила ему), что едва ли не падает с дивана.