– Я тебя тоже очень люблю, но что за любвеобильность напала на тебя?

– Я и сам не знаю. Я просто... – он бросился к ней объятия и повалил её на постель, тенью нависнув над ней. – ...люблю тебя.

Элла густо покраснела, обняла его за шею руками и за талию ногами и втянула в долгий страстный поцелуй, вложив в него все свои пылкие чувства и прерываясь лишь на то, чтобы вдохнуть воздуха. Стюарт проскользнул ладонью под её ночное платье, поглаживая её мягкое бедро и не понимая того, что с ним происходило. Странный огонёк неожиданно и резко вспыхнул в его холодной груди, и тепло по венам добралось до всех его членов. Элла ощущала, как теплеют его некогда ледяные ладони, будто он только-только явился с мороза, как жар приливает к его тёмным щекам и как возгорается бешеным сердцебиением внутри него бушующая страсть.

Он смущённо коснулся костяшками пальцев её бюстгальтера, как бы вопрошая, можно ли ему продолжать. Она легко кивнула и снова горячо поцеловала его, попутно стягивая с него всю одежду.

– Я так тебя люблю, милый... – обжигала она шёпотом его шею. – Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю...

– Элла...

Он покрывал влажными поцелуями всё её тело, начиная с шеи и заканчивая её мягкими крепкими белыми бёдрами. Как хотелось бесконечно ласкать это прелестное горячее тело! Хотелось целовать её, обнимать и ласкать, – в общем, делать всё, лишь бы слушать эти тихие кроткие стоны и томные вздохи...

Элла тоже не бездействовала, а в ответ одаривала возлюбленного лаской, игриво поглядывала на него, пока ласкала его возбуждённую плоть, и доводила неопытного юношу до сладострастной дрожи.

– Тебе приятно, милый? – ласково пролепетала она, целуя его в висок.

– Я, кажется, с ума сойду... Элла... Элла!

...

Тишину прорезал часовой механизм.

Возлюбленные лежали в объятиях. Разгорячённый Стюарт внимательно вслушивался в бешеный стук их сердец, считая удары, и прижимался к её тяжело вздымающейся груди.

Элла погладила его по голове и сказала:

– Знаешь, Марьям очень ревнует меня к тебе. Я пытаюсь уделять вам двоим одинаковое количество внимания, однако вы требуете ещё и ещё...

– Извини, если тебя это напрягает.

– Нет-нет, я наоборот рада быть с вами почти всё время! Вы самые дорогие люди для меня, и без вас двоих я чувствую себя ужасно одиноко. В последнее время даже засыпать в полной тишине не могу, так как ощущаю себя будто в гробу, поэтому тихонько включаю музыку на ночь.

– А ты, случаем, не слышишь по ночам скрежетание и механические звуки?

– Не слышу.

– Странно, что один я слышу этот металлический лязг... Может, у меня галлюцинации.

– Или ты перенервничал, – она поцеловала его в лобик. – Когда же твоя головушка перестанет так много думать?..

– Кажется, никогда.

Они погрузились в минутную тишину.

– Споёшь мне колыбельную?

Элла с удивлением взглянула на Стюарта, что пристально смотрел ей прямо в глаза. Он был очень похож на милого котёнка, который всё жмётся к маме и нежится в её объятиях.

– Колыбельную?

– Да. Я хочу слышать твоё пение не только на сцене, да и мне никогда не пели колыбельных.

– Если ты желаешь...

– Желаю.

Элла присела на кровати, уложив голову Стюарта себе на колени, прочистила горло и тихо запела первую колыбельную, что пришла ей на ум:

Крепко спи и помни, что ты не один,

И во сне увидишь танец балерин,

Что на сцене кружат и поют тебе:

«Крепко спи и помни о своей мечте».

Крепко спи и знай, что ты не один,

Пусть нас окружают бедствия лавин.

Я с тобою буду рядом навсегда,

Даже если нас разлучит проклятая гроза...

Стюарт закрыл глаза и хотел было погрузиться в чудный сон, нежась под ласками возлюбленной, как вдруг их прервал настойчивый стук в дверь. Элла испугалась и замолкла.

– Да чёрт возьми... – раздражённо прошептал скрипач, нахмурился и открыл дверь. – Кто?

– Стю! – воскликнул Сэмюель. Рядом с ним стояли Табиб и Пётр. – Стю, пошли с нами гулять!

– Вы время видели?

– Да, только восемь вечера. К ужину мы как раз вернёмся, – сказал Радов, рассмотрев и заложив за ухо сигарету. – Ну так что, ты с нами? Или ты уже пообещал своей дорогой Элле прогулку?

– У меня ведь нет выбора? – спросил на вздохе Уик.

– Не-а, – ухмыльнулся Такута. – Друзей на груди не меняют.