Шрифт:
– А ты г’евнивец! – усмехнулся Убаюкин.
– Ну да! – воскликнул Сэмюель. Внезапно он просиял и с любопытством обратился к коллегам: – Слушайте, а вы ведь давно знакомы?
– Да, достаточно давно. Уже около пяти лет г’аботаем коллегами.
– А расскажите, как вы познакомились! Я очень люблю слушать такие истории!
– Говог’ишь так, словно мы встречаемся.
– А разве нет?
Солисты рассмеялись.
– Нет-нет, мы просто давние друзья, – улыбнулась Вита. – Мы познакомились в театре Гальгенов, где играли роли супругов. Наверно с тех пор и ходят слухи о нас с Максом, но это всё лишь слухи. Между нами ничего нет.
– А почему вы не станете встречаться?
– У меня уже есть жена, – показав кольцо, улыбнулся Убаюкин. – Мы с моей любимой учились в школе и в восемнадцать лет обг’учились.
– Так рано!
– Конечно, г’ановато, но я ни о чём не жалею. У нас уже двое мальчишек, котог’ых я всем сег’дцем люблю.
– Ух ты, да у вас настоящая любовь! Я так рад за вас! А ты, Ева, с кем-нибудь обручена?
– Нет, к сожалению, а хотелось бы.
– А влюблена в кого-нибудь?
– А вот на этот вопрос, извини, но я утаю ответ.
– Значит, влюблена?
– Возможно.
Сэмюель надул щёки, но больше не решился расспрашивать солистов о личной жизни и их тайнах. Он перевёл разговор в иное русло и всё подробнее расспрашивал коллег обо всём на свете: о театре, репетициях, об отношениях друг к другу и остальным коллегам, – в общем, он интересовался всем и выуживал из них информацию. Зачем? Любопытства ради! Это не Стюарт, который с подозрением относился ко всем и записывал полученную информацию в блокнотик, нет! Это наивный малыш Сэмюель, которому просто нравилось знать всё обо всех.
А Стюарт, тем временем, проводил время в обнимку с Эллой в постели. И, подобно Сэмюелю, она расспрашивала возлюбленного о его прошлом.
– ...значит, твои родители погибли, когда тебе было тринадцать?
– Да. Пока я был в школе, нашу квартиру подожгли, и мама с отчимом сгорели заживо. Никто так и не узнал, кем был преступник, да и теперь вряд ли узнают. Это дело, к сожалению, замяли и размять не собираются, – с горечью усмехнулся он.
– А твой родной отец? Кто он?
– Не знаю. Я его в глаза не видел, а мама унесла всю информацию о нём в могилу. Меня потом сразу же приютила новая семья, поэтому теперь я Уик.
– А кем работают твои нынешние родители?
– Мама шеф-повар в забегаловке «Блэк & Уайт», отца у меня снова нет, зато есть младший брат Уайт. Ему одиннадцать.
– Ого, у вас десять лет разница!
– Да. Я сам удивлён.
– А с братом у вас какие отношения?
– Отличные. Мы с самого начала хорошо поладили, так что мы не разлей вода, – он с ухмылкой прижал возлюбленную к себе и поцеловал в макушку, вдыхая блаженный аромат её каштановых волос.– И с тобой мы с самого начала хорошо поладили... Я так счастлив был с тобой.
– Я тоже тебя очень люблю, дорогой, и очень счастлива, что повстречала тебя. Не могу понять, как я жила без тебя всё это время...
– Я тоже не могу этого понять. Теперь вся моя прошлая жизнь кажется такой скучной и серой без блеска твоей улыбки...
Стюарт сильнее прижимал к себе Эллу и по-настоящему улыбался. Кажется, сейчас его совершенно не мучили думы о странной гостинице и Затейникове, и это было прекрасно.
Пробило десять вечера.
Глава 3.5. Ворожейкин и Феодов
Кайдерск, 25 января, 1043 год
Время: 20:52
Улица Святыни
В чудном вальсе порхали снежинки, плавно опускаясь на землю, образуя блестящие при свете жёлтых фонарей сугробы, или на головы и шапки, шляпы гулявших. Людей кругом было много: кто-то игрался в снегу, кто-то торопился домой, а кто-то просто наслаждался зимним пейзажем и вдыхал блаженный вечерний аромат. Где-то неподалёку стоял бродячий шарманщик в чёрном плаще и шляпе, заигрывал мелодию и запевал:
Злодея зовут добродетель,
Зовёт он в театре играть.
Но странное чувство – свидетель,
Ему стоило просто бежать...
Стюарт, которого под ручку вели Сэмюель Лонеро и Ванзет Сидиропуло, осматривался кругом и дивился красоте матушки-зимы. Ему очень нравилась зима, нежели лето; он отдавал предпочтение морозу и холоду, нежели духоте и жаре, ибо по-странному ему было теплее зимой, нежели летом. И Сэмюель с Ванзетом тоже разделяли его любовь.