За дворцом, сразу после фонтана и песчаной площадки, где стояли какие-то метеорологические приборы, с которых три человека снимали показания, находился канатный путь.

Вагон, крепящийся к тросу, напоминал хрустальный огурец, заключённый в изящную бронзовую сетку. Мы подошли к нему, два единственных пассажира, и скучавший на скамейке под кипарисом лакей в тёмно-зелёном сюртуке, с вышитым на груди символом Айбенцвайга — тисовой ветвью, с поклоном распахнул перед нами дверь.

— Третий каскад, Девятое поле, — буркнул ему Тим.

Ещё один поклон.

Голова плюхнулся на отполированное до блеска деревянное сиденье, я же встал у прозрачной стены, наблюдая, как лакей дёргает за шнуры не слышимых мне колокольчиков, отправляя сигнал механизированной команде у дамбы.

Канатная дорога существовала здесь благодаря водопадам. Те вращали лопасти и двигали все эти шестерёнки и прочие втулки, в которых я, признаюсь честно, никогда не удосуживался разобраться. Механику в университете я совершенно бессовестным образом прогуливал, предпочитая тратить время на многочисленные бары в Талице или вылазки за Шельф.

Прозвенела мелодичная трель, лакей захлопнул дверь, повернул ручку, и вагон, зацепившись за оживший трос, пришёл в движение. Плавно, чуть ускорившись, мы проползли над песчаной площадкой, чудом не задев головы студентов-метеорологов, прошли возле самой крыши филиала кафедры ботаники, поднялись над свечами кипарисов, устремляясь всё дальше на юг. Земля внезапно отдалилась, ящеркой пробежала бурная речушка, затем мы «поплыли» вдоль серпантина дороги, пока та не нырнула в туннель, а вагон, едва не зацепив брюхом край скалы, не оказался над первым каскадом.

Здания, дороги, оросительные каналы. Блики солнца на воде. Убранные квадраты полей. Я задрал голову вверх, посмотрел на висящее в небе Зеркало. Отсюда оно казалось вселенной, отражая в себе целый мир. Сразу подумалось, что случится, если магия из него уйдёт и колоссальная конструкция рухнет на землю. Полагаю, она расплющит не только Каскады, но и Пережиток.

Зеркало собирает солнечный свет и отдаёт его полям солнцесветов. Оно странное, в том смысле, что действует, в какой-то степени, как линза, но ничего не сжигает, а лишь дарит тепло и свет. Как создали его Светозарные, для нас загадка. Остаётся лишь молиться Рут, чтобы оно просуществовало ещё пятьсот лет.

— Не смотри, — посоветовал мне Тим. — Голова закружится.

Мы уже поднялись над вторым каскадом, и начались поля — жёлто-оранжевые квадраты, тянущиеся покуда хватало глаз. Ночью здесь гораздо красивее, потому что цветы, которых касается лунный свет, мягко сияют. И это завораживающее зрелище, словно ты оказался в звёздном скоплении ласково мерцающих светлячков.

Гнездо, родину Птиц, считают чудовищным местом. Но если оно способно породить такую красоту, то, быть может, в нём не всё так уж и плохо?

Ветер здесь напоминал змею. Тихий, порой шелестящий, он скользил вдоль цветов, и жёлтая волна бежала по полю.

Я, чтобы собрать разбегающиеся мысли, присел, дотронулся до ближайшего солнцесвета. Внешне он похож то ли на дикую гвоздику, то ли на одуванчик. Небольшой, на мясистом стебле, тёплый, словно яичный желток.

Эти цветы бывают двух видов. Те, что крупнее — их большинство — собираются. Из них, точно сок, выжимают энергию, которую отправляют в хранилища, чтобы питать Небеса. Остатки — сушат и перерабатывают в огнестрельный порошок или топливо для паровозов.

Те, что мелкие, как сейчас передо мной, гораздо более редки. Подобные растения — ресурс для колдунов. Они забирают из цветка силу через свою руну и создают… добро или зло.

Солнцесвет, к которому я прикоснулся указательным пальцем, потянулся ко мне лепестками, робко обхватил. Слабо и неуверенно, словно прося защиты.

Помощи.

Затем отпустил и вновь обратил венчик в сторону Зеркала.

— Меня от этого дрожь пробирает, — с каменным лицом произнёс Тим.

— Ты о чём? — Я был слишком занят осмыслением увиденного и не очень-то понял его фразу.

— То, как они тянутся к нам. Дрожь пробирает, — повторил он и, видя, что я так и остался в замешательстве, сухо пояснил: — Солнцесветы плотоядны. Потому-то он и схватил тебя за пальчик, да понял, что сожрать не может.

— Дери тебя совы, что за зашоренность? — возмутился я. — Да, тот цветок, что принёс из Гнезда Когтеточка, был плотояден и его кормили не только мухами, но и свежим мясом. Но за годы работы ботаников солнцесветы перестали нуждаться в плоти.

— А инстинкты старые остались. Вон как они ко мне наклоняются, когда я стою близко.