Шрифт:
Вокруг башки мозготряса сгущалось марево фиолетового оттенка, и я оттолкнул девушку в одну сторону, а сам отпрянул в другую в тот миг, когда он выстрелил коротким бледным лучом. Тот прошёл близко от моего лица, слишком, дери его совы, близко, мгновенно парализовав нервы левой щеки и погрузив мой глаз в непроглядную тьму.
Может, я и устойчив к подчинению, но вот от подобных лучу фокусов страдаю не меньше других.
Рядом хлопнуло. Ида, да хранят её все люпины Одноликой, не стушевалась, выстрелила.
Первую пулю мозготряс остановил в дюйме от своей головы, расплющив о невидимую преграду, и… иссяк. Мерцание вокруг его головы потускнело, а после погасло.
Бам!
Вторая пуля врезалась в башку-грушу, словно это был какой-то арбуз. Она оставила крохотную дырочку. Не сказать, что эффект был потрясающий, странно было бы ждать чего-то невероятного от маленькой карманной игрушки Капитана, ствола «последнего» шанса.
Но всё же мозготряс забыл о нас и сунул палец в рану, явно пытаясь нащупать то, что застряло глубоко внутри него. Стоило бы помянуть сов, чаек, павлинов и прочих, но я схватился за вилы.
Четыре двенадцатидюймовых гранёных зуба пробили плоть, опрокинули тварь на спину. Брызнул бледно-зелёный «огуречный сок», который был у этого создания вместо крови.
Я вытащил вилы и всадил их снова. И ещё раз. И ещё. Бил только в голову. Мягкую, податливую, не имевшую никакой кости. И не останавливался, пока от штуки, способной порабощать разум, не осталось дырявое решето.
— О, Одноликая. — Ида нерешительно шагнула ко мне, в её глазах была тревога, а может, и ужас. — Тебя сильно задело?
Представляю, какой у меня сейчас видок. Ни капли очарования, ни крупинки обаяния. Я растерял весь свой шарм, всю свою природную красоту и сохранил только присущую моему характеру скромность.
Надо полагать, вся левая половина лица, потеряв связь с уснувшими нервами, «съехала» вниз. Угол рта опущен, веко перекошено. Похож на человека, которого настиг удар.
— Я частично ослеп, но жить буду.
Полагаю, из-за непослушной речи это прозвучало не так чётко, а примерно: «Бя бастибно басбеб, бо бить бубу». Ну или ещё как-то особо невыразительно. Слюна потекла на подбородок, я в раздражении вытер её.
— Ничего, через час паралич пройдёт, — утешила меня Ида. — Было бы гораздо хуже, если он попал тебе в центр лица. Погасил бы все функции мозга. И дыхание, и сердцебиение.
— Бабезло, — сказал я, разозлился на невнятные слова, махнул рукой. Мол, идём. Поговорим, когда я не буду столь весело коверкать слова.
Вопреки моим ожиданиям, первой в себя пришла росска. Она ругалась на своём языке даже более витиевато, чем Никифоров, а он в этих делах большой дока. В другое время я бы, может, и запомнил парочку словосочетаний, дабы ввернуть как-нибудь Болохову, когда он в очередной раз поведёт себя точно надменная скотина, но сейчас мне было как-то не до этого.
Когда жена посла прерывалась, то начинала со стонами пытаться опустошить и так уже пустой желудок, а Ида хлопотала вокруг неё.
Капитан с меланхоличной скукой вгонял в пистолет новые пули. Он, в отличие от госпожи Устиновой, перенёс внедрение мозготряса в извилины без особых последствий и считал, не сомневаюсь в этом, случившееся досадной мелочью, куда более терпимой, чем утро после грандиозной попойки.
Слуга Устиновой, тот, что нес свёрток с зонтом, чуть тряс головой, был бледен, но уже крепко стоял на ногах. А вот его товарищу не повезло. Того, видно, как раз и жрал мозготряс, когда мы появились и испортили всю трапезу. Не знаю, сколько гадина успела откромсать личности, но лакей так и не пришёл в себя, как мы его ни тормошили.
— Ну, он жив, — оценил Август. — Вполне возможно, через несколько дней очнётся и будет считать за удачу, что забыл лишь значения некоторых слов, да имена кого-то из близких. Вы вернулись вовремя, иначе он превратил бы его мозги в кочан гнилой капусты. А следом и наши.
Капитан куртуазно наклонился над росской, подал ей руку, повинившись:
— Простите, ритессы, что наша экскурсия пошла столь неудачным путём. Право, это только моя вина.
— Всё кончено? — спросила женщина, с благодарностью принимая помощь. — Это было… мерзко. Он шептал мне прямо в голову, и я ощущала себя безвольной тлёй.
— С мозготрясом да, спасибо риттеру Люнгенкрауту и его прекрасной помощнице. — Лёгкий поклон в нашу сторону. — Но мы не знаем, кто здесь ещё остался. Как минимум четыре плодожора тоже могли получить свободу.
— Мы видели седьмую дочь, — сказала Ида.
Я рад бы поговорить, но мой язык теперь вообще стал непослушен и поэтому диалог мне недоступен.
Капитан, услышав эту новость, ничего не сказал. Лишь дёрнул бровью. Он, в отличие от колдуньи, не так опытной с Илом, знал, что эти существа никогда не проникали в Айурэ. Слишком они мелки и слабы для того, чтобы самостоятельно пересечь Шельф.