Они обосновались в тихом и ухоженном трейлерном парке на Вест-Коммерс-стрит, примерно в 400 футах от оживленного центра Далласа. Парк был устроен в форме подковы {116} , вдоль изгибов которой стояли трейлеры, в том числе и тот, который здесь же купил Ласалль. Всего в парке помещалось сто домов на колесах. Матери, как правило, вели хозяйство, отцы работали на фермах, сталелитейных заводах, бензоколонках. Соседи тут жили ближе друг к другу, чем в Балтиморе. А значит, могли заинтересоваться парой, узнать больше о Салли — по крайней мере, попытаться.

Ласалль снова поменял им имена {117} . Отныне Салли звали не Маделин Лапланте, а Флоренс Планетт. А вот фамилия Фрэнка, как ни странно, неизвестна: вряд ли он тоже называл себя Планеттом. Один из новых соседей, Дейл Кагамастер, который работал с Ласаллем, называл его Лапланте. Здесь Ласалль всем говорил, что он вдовец (в Атлантик-Сити и в Балтиморе рекомендовался разведенным отцом).

Владельцами трейлерного парка {118} были Нелроуз и Чарльз Пфейлы, которые купили его годом ранее, переехав в Даллас из Акрона, штат Огайо, вместе с тремя сыновьями. Когда в парк прибыли Фрэнк и Салли, Тому, старшему из детей Пфейлов, было девять лет. Никаких Лапланте он не помнил, но фамилия Ласалль показалась ему знакомой. Он также признавался, что отец «Флоренс» держался холодно, надменно и не очень-то приветливо. «Теперь понятно почему, — пояснил мне Том. — Он просто вынужден был ко всем и каждому относиться с подозрением». Вспомнил Том и Салли. «Не могу сказать, что хорошо ее запомнил: мы всего-то пару раз общались. Мне тогда было девять. И единственное, чего мне хотелось, — пинать мячик».

Здесь, как и в Балтиморе, Ласалль устроился механиком, но не говорил Салли, чем он на самом деле занимается все дни напролет. Салли же снова отдал в католическую школу {119} — в Академию Божией Матери доброго совета, которая располагалась в доме 210 по Марсалис-авеню в районе Оук-Клифф, примерно в семи минутах езды от Вест-Коммерс-стрит. Академии Божией Матери доброго совета, как и школы святой Анны в Балтиморе, больше не существует {120} : в 1961 году ее слили с католической школой епископа Данна. Документы академии не сохранились. Она, как и школа святой Анны, находилась в районе, состоявшем преимущественно из беленых домиков, в которых обитали представители среднего класса. Впрочем, сейчас он уже не тот: сказываются бедность и неравенство, да и прежние его жители давным-давно перебрались в пригороды.

День Салли проходил примерно так же, как в Балтиморе. На автобусе добиралась в школу, где начинала день с посещения утреннего богослужения. Учиться было непросто, но она обычно получала хорошие отметки: копия табеля успеваемости за сентябрь 1949 — февраль 1950 года, который Салли принесла домой (Ласалль его сохранил), свидетельствует, что она получала «А [13] » и «А-», и лишь по географии и литературе у нее было «B». Единственный невысокий балл, «С+» по иностранному языку, она получила в последний свой месяц в школе.

Соседи по коммерс-стрит сперва не замечали ничего странного. Казалось, Салли обычная двенадцатилетняя девочка, живет с отцом-вдовцом — правда, тот старался не выпускать ее из виду, разве что в школу она ездила одна. Салли не выглядела несчастной, никогда не просила о помощи. Да Ласалль бы этого и не допустил.

Соседи думали, что Салли нравится хозяйничать {121} . Так, она любила печь пироги. Завела собаку и совершенно ее избаловала. Ласалль не скупился на платья и сладости. Она ходила по магазинам, ездила купаться, заглядывала на ужин к соседям по трейлерному парку — порой с Ласаллем, порой одна, когда ему якобы нужно было вести расследование для ФБР.

Жена Дейла Кагамастера, Джозефина, считала Салли благовоспитанной девочкой. «Порой мы замечали, что ей не хватает материнской любви и ласки, но нам казалось, что отец прекрасно о ней заботится, обеспечивает все условия». Соседи в один голос утверждали, что Салли и ее «отец» «казались счастливыми и искренне любили друг друга». Мод Смилли, которая жила в соседнем трейлере, изумилась, узнав, что на самом деле Салли была его пленницей: «Как-то раз она пришла ко мне в салон красоты. Я сделала ей перманент. Она ни разу ни о чем таком и словом не обмолвилась. Хотя наверняка знала, что мне можно доверять».

Через несколько лет в судебных материалах появится схожее заявление Нелроуз Пфейл: «Салли заглядывала ко мне по сто раз на дню, при желании могла позвонить кому угодно и когда угодно: телефон у меня есть. У нее была масса возможностей сообщить мне, что ее похитили [sic!], тем более что она прекрасно знала: расскажи она мне о чем-то таком, я бы ей непременно помогла». По словам Пфейл, Ласалль запрещал Салли играть с другими детьми в одном-единственном случае: если поведение какого-то ребенка вызывало у него сомнения.

Похоже, и Пфейлы, и Кагамастеры, и все остальные соседи поверили в легенду, которую Ласалль сочинил о Салли. Они не замечали ничего странного, даже в те десять дней, когда Салли исчезла из поля зрения и не ходила в школу. У нее тогда случился аппендицит, потребовалась операция, и она три дня провела в детской травматологической больнице штата Техас. А потом, вероятно, семь дней отлеживалась дома.

После операции в Салли что-то переменилось. Она стала задумчивее. Джозефина Кагамастер заметила, что она двигается не как «здоровая беспечная девушка». По словам Джозефины, Ласалль как-то сказал, что Салли теперь «ходит как старуха».