— Мы слишком удалились, — сердито сказал он, резко останавливаясь.

Я поняла, что больше не сдвину его ни на сантиметр.

«Придется начать здесь», — обреченно подумала я.

Внутренне приготовилась, вошла в образ, заглянула в его глаза и… сникла — так они холодны и безразличны. Ясно, здесь не потерпят кокетства. Я растерялась. Заготовленный мной монолог не рассчитан на такой прием. Требовался другой образ. Может, Нюрка в кожаной тужурке, может, еще кто. Я этого не знала, а потому решила действовать экспромтом.

— В общем, так, — заявила я тоном «пошли все вон», — я двоюродная сестра Клавдии и буду говорить начистоту. У меня вопрос, ответить на который вы обязаны, если вы мужчина.

Дмитрий изменился вмиг. Глаза его потеплели и залучились волшебным светом любви. Голос приобрел мягкие и теплые оттенки.

«Как греет человека чужая квартира. Просто удивительно. Он еще хуже, чем я о нем думала. Сухой рационалист, абсолютно равнодушный ко всему прекрасному».

Под прекрасным я, естественно, имела в виду себя.

— Так вы Соня? — Дмитрий протянул мне руку для пожатия. — Много о вас слышал.

— Я о вас тоже, — сердито ответила я, мстительно игнорируя его руку.

— Как поживает Клавдия? Я написал ей письмо, но ответа не получил.

«Клавдия?!! Что он такое говорит?» — обалдела я. Мне сделалось как-то нехорошо. Вот так влипла!

Он не знает о гибели Клавдии. Ну правильно, кто бы ему сообщил? Кто угодно, только не я.

— Надеюсь, Клавдии сейчас неплохо, — сухо ответила я, — но здесь другой вопрос.

— Какой?

Дмитрий всем своим видом давал понять, что для Сони, сестры Клавдии, он готов разрешить все вопросы, чего бы это ему ни стоило.

— Я по поводу квартиры. Почему вы настаиваете на ее продаже?

Он нахмурился.

— Вот вы о чем? Вас Клавдия прислала?

— Нет, я сама. Можете вы объяснить мне, зачем такая спешка. Вы же в каждом письме напоминаете об этом. Даже неприлично.

— Что неприлично? — удивился он. — Продавать квартиру в Москве? Простите, но это мое дело. Если Клавдия не хочет заниматься этим вопросом, зачем ., тогда согласилась? Я не понимаю ее. Она полгода тянет с продажей, под разными предлогами отказывается переезжать сюда, а по-моему, она просто разлюбила меня или не хочет покидать Москву.

«Нет, я этого не переживу. Какой цинизм. Он еще говорит о любви».

Я пришла в бешенство, но вида не подала.

— Продать квартиру! Хорошенькое дельце. А вам не кажется, что требовать от любви так много — низко? — осведомилась я.

Дмитрий онемел от удивления.

— Чего много? — спросил он. — Продать квартиру — много? Ей же ничего делать не надо, только дойти до агентства по недвижимости.

— Я говорю не о технической стороне вопроса, а о моральной.

— А, о моральной. Если о моральной, то согласен: продавать четырехкомнатную квартиру в центре Москвы глупо, но что делать, если позарез нужны бабки, простите, деньги. Если дело пойдет, я восполню эту потерю.

«Да-а, нечего сказать, умеет этот Дмитрий удивить. Оказывается, речь идет о четырехкомнатной квартире. Что это значит? Может, у него есть еще одна Клавдия, с квартирой побольше и в центре? Вот подлец! Другого я и не ожидала».

Я приосанилась, давая понять, что ни перед чем не остановлюсь в борьбе за справедливость, и строго, с нарастающей угрозой сказала:

— Не старайтесь меня запутать. Я говорю о двухкомнатной квартире, о квартире Клавдии.

Дмитрий посмотрел на меня с огромным интересом, так, как должен был посмотреть в первый миг нашей встречи.

— О двухкомнатной? — переспросил он и тут же рассмеялся. — Простите, я что-то не пойму цель вашей миссии. Неужели Клавдия собралась продавать свою квартиру и ехать ко мне?

— Не знаю, собралась ли она это делать, но твердо знаю, что родственники ей этого не позволят, — решительно заявила я.

— И правильно сделают, — не менее решительно поддержал меня Дмитрий. — Вот это будет настоящая глупость. Она намекала когда-то на это, но я так серьезно воспротивился, что, думал, больше мы к этому не вернемся. Это не лезет ни в какие ворота.

«Да о чем он? — растерялась я, чувствуя полную беспомощность. — „Это“ да „это“. Что „это“? Я уже не понимаю ничего».

— Да что об этом говорить, — продолжил Дмитрий. — Срок доверенности истекает через месяц. Вряд ли Клавдия успеет за это время уладить мои проблемы, если ей года оказалось мало.

— О какой доверенности вы говорите? — делая «глаза», спросила я.

— Вы не в курсе? — удивился он. — Клавдия вам не рассказала?

— Что-то говорила, но я не очень поняла. Если можно, объясните, пожалуйста.