– И что ты посоветовал?

– Какой бой? У Крыленко почти десять тысяч бойцов. А с левого фланга махновцы кругом посты расставили. В тылу Пархоменко расквартировался. Так что и манёвра нет, и отступать некуда. «А делать тебе, Григорий, вот что следует, – сказал я ему. – Прорывайся с боями на юг к Петру Николаевичу Врангелю под крыло. Если я правильно мыслю, туда с Дона движется Антон Иванович Деникин. Глядишь, в Тавриде сильный форпост сложится. Отстоите Крым – может, и во всей кампании перелом наметится…» Ну вот, в фронтовых делах я тебя просветил. Теперь давай подумаем, как жить дальше будем.

– Не жить, а выживать, – с горечью заметил Владимир.

– Мы с тобой люди военные и в окопах мерзли и голодали. А вот женщин наших – Вареньку и Дарью – сберечь надо. Мне-то недолго осталось, сон страшный видел. Так что вся ответственность за них на тебя ляжет. А теперь слушай и сделай, как я скажу… В поместье в моём кабинете секретер помнишь?

– Конечно, батюшка.

– Под столешницей справа – потайной рычажок. Нажмёшь, задняя стенка секретера в сторону отъедет. Вообще-то тайник сделан для секретных документов: там лежат мои записки по фортификации и осадной обороне. При оказии Антону Ивановичу передашь – может, пригодятся при обороне Перекопа и Чонгарского ущелья. Но это ещё не скоро будет: года через два. Ну а матушка твоя, умница Гликерия, перед смертью все свои фамильные драгоценности в тайник сложила. Что решишь – Вареньке подаришь, ну а на остальное выживать будете.

– А как же красные секретер не взломали?

– Не знаю. Торопились, видимо. Похватали иконы в драгоценных окладах, шкатулки, табакерки Фаберже, столовое серебро – наверное, твой унтер всё-таки понимал, что нужно реквизировать. Побросали всё в мешки и зачем-то – понять не могу зачем – вытащили нашу огромную кровать с балдахином.

– Думаю, у бравого командира дама из благородных.

– Мне и в голову не пришло! Со свадьбой, Владимир, не затягивай. Как полностью поправишься, веди Вареньку под венец. И так пятый год в невестах ходит. Жалко девушку. Она мне за эти годы родной дочерью стала. Тебя очень любит… Береги её.

– О свадьбе мог и не говорить – сам не дождусь. А скажи, отец, кто нам сейчас продукты приносит? Всё вроде простое, но какой-то вкус необычный.

Генерал, сконфузившись, отвёл глаза в сторону и вдруг фальцетом воскликнул:

– Не знаю и знать не хочу. Не мужское это дело – в бабьи кастрюли заглядывать, – генерал как-то сник и уже еле слышным голосом прошептал: – Плохо мне, Володенька. Лягу. А ты иди к Вареньке, приласкай голубушку.

По дороге в Варину комнату Владимиру встретилась вечно спешащая куда-то жена Осипа, кухарка Дарья. Она поклонилась молодому князю и хотела уже прошмыгнуть в кухню, но Владимир остановил её вопросом:

– Скажи, Даша, а почему, когда я заговорил с отцом о нашем пропитании, он вдруг стушевался, занервничал и так мне ничего и не ответил?

Дарья, покраснев, молча смотрела в пол.

– Да говори уже всё как есть, хуже не будет.

Дарья тяжко вздохнула и, просительно взглянув на Владимира, прошептала:

– Только вы батюшке князю не скажите. Продукты рано утром стали появляться у нас на крыльце с полгода назад, когда стало совсем голодно. Вначале крестьяне приносили продукты, но после налёта басурманов и у них ничего не осталось. Бандиты не тронули только еврейскую слободу. Какой-то их главный комиссар, тоже иудей, запретил грабить еврейские поселения. С того времени Осип и стал находить на крыльце каждое утро какую-никакую еду. Выследил, откуда она берётся. Приносил её мальчик из еврейской слободы. Уж не серчайте, Владимир Сергеевич, иначе мы бы давно уже с голоду померли. Только генералу не рассказывайте. Может, он догадывается, но молчит и почти ничего не ест.

– Да что уж там. Всё потеряли, Россию потеряли… Какие уж тут предрассудки.

Владимир махнул рукой и пошёл в комнату к Вареньке.

На следующее утро флигель Еланских содрогнулся от нечеловеческого крика, доносившегося из спальни старого князя:

– А-а-а! Изверги, убийцы, изуверы! Императора с императрицей убили! Детей малых безвинных расстреляли! А-а-а…

Когда Владимир, Варя и Осип вбежали в спальню князя, он уже не кричал, а лежал на кушетке. Крупные старческие слёзы стекали в бакенбарды и делали его лицо по-детски трогательным. Варя подбежала к рыдающему, обняла и тоже зашлась в неудержимом плаче. Владимир и Осип попытались перенести генерала на кровать, но он неожиданно твёрдым голосом попросил:

– Оставьте меня.

И, отвернувшись к стене, затих.

К вечеру генерал-полковника, князя Сергея Аристарховича Еланского не стало.

По прошествии траура князь Владимир Еланский и графиня Варвара Самарина обвенчались в местной церкви Архангела Михаила. Отец Мефодий, венчавший ещё родителей Владимира, благословил новобрачных и пожелал хорошего потомства.

В 1930 году Владимир Еланский был арестован и через несколько месяцев расстрелян без объяснения причины. А ещё через три месяца Варенька родила девочку. Но сама родами скончалась. Кормить новорождённую было нечем, поэтому старик Осип на следующий день пошёл покрестить девочку – авось выживет, – дав ей имя старой княгини Гликерии. Но отец Мефодий был непреклонен – ткнул пальцем в святцы и заявил:

– По чину так по чину. Родилась в день святой Елены – будет зваться Еленой. Дочку назовёт Гликерия.

Выйдя из церкви, Осип прямиком направился к опустевшему флигелю. Оставив ребёнка в доме, пошёл в сад и откопал у столетнего дуба резную шкатулку. Забрал новорождённую и прямиком направился к Деснянской затоке – в еврейскую слободу. Бабы в деревне почти не рожали, и выкормить девочку могла только недавно родившая жена внука раввина Лейбы.

Осип остановился у входа в слободу. Попросил позвать раввина. Тот вышел навстречу и, увидев Осипа, пригласил в дом. Внимательно посмотрев на покрасневшего пришельца, раввин покачал седой головой: