Павел не шёл на поводу. Виталик давил сильнее.

В какой-то момент он не просто стал намеренно говорить под руку, чтобы сбить игру и навязать свой темп, но делал всё, чтобы своими подколами довести Платова до бешенства. По крайней мере, так это выглядело.

– Ну что ты, Паш, всю фортуну истратил? Ну это несерьёзно, смотри-ка, что тут у нас…

И в прежние времена эта манера Виталика накаляла атмосферу будь здоров. Тут же у Павла возникло стойкое понимание, что его пригласили не столько поиграть, сколько покуражиться. Виталик же игнорировал сгустившееся напряжение:

– Терц! – победоносно объявил он и выложил на стол козырных короля, даму и валета. – Ну и «белла» в придачу…

«Это уже было», – подумал Платов, заглянув в свои карты. И правда, терц…

– Партия снова твоя… Доволен?

– Более чем, – Виталик оскалился в улыбке. Ну в самом деле, в чём причина такой радости? Не от выигранной же солидной суммы… – Знаешь, Артёма придётся расстроить: не такой уж ты уникальный везунчик. Хотя тебе вообще грех жаловаться: прихлопнуть хотели, и то не смогли…

– Ждал, чтобы прихлопнули, что ли? – последние слова Виталика ожгли Платова какой-то непонятной скрытой злобой.

– Бред не неси! Там тебя, слава Богу, удача не обошла. А сегодня она уже со мной. Ну не злись, не злись. Вижу, проигрывать ты так и не научился. Непривычно же, да? С почином. Не всё же тебе одному: деньги там, бабы… – Взгляд Виталика, до этого мутный от выпитого, на последнем слове стал давящим. – Или ты хотел, чтобы я тебя тут развлекал в поддавки?

– Поостынь! – Павел Николаевич был взведён до предела. – Ты перебрал. И с алкоголем, и со словами.

– А, ну да, простите. Всё время забываю, что Павел Платов – дело особое и к нему особый подход нужен. На него человеческие законы не распространяются. Пули – и то отскакивают…

Что Виталик говорил дальше, Павел уже не слушал. Когда говорят о красной пелене перед глазами, имеют в виду явно нечто именно такое. И хотя не дрался он давно, свой порыв сдержать не смог. Да и не хотел.

Резко встав из-за стола, Платов быстрым и точным ударом врезал Виталику в его аристократический нос.

Тот кулем повалился навзничь. А Платов тем временем развернулся и пошёл к выходу, по дороге фиксируя испуганные лица персонала, не решающегося даже посмотреть на него.

Когда Платов, всегда тонко чувствующий окружающую обстановку, договорился о встрече с Каменским у памятника героям Плевны, он уже примерно понимал, что услышит от чиновника администрации президента. Да уж и куда яснее: прежде безотказный телефон стал дозваниваться до нужных людей реже, поставки подвисали всё больше, а прежние радушные партнёры улыбались как-то натужно. Пазл из этого складывался нехороший, хотя внешне всё оставалось пристойным: кроме вопроса с кредитом, все остальные дела продолжали пусть со скрипом, но двигаться. Хотя именно это ощущение – будто толкаешь несмазанную тяжёлую дверь, когда прежде все двери распахивались перед тобой настежь, – сильно раздражало. Будь Павел чуть сильнее склонен к меланхолии – его бы уже давно этой дверью придавило. Но, по счастью, ему пока вполне хватало воли преодолевать трудности. Только характер, пожалуй, совсем испортился вместе со сном: заснуть получалось не всегда, и это сильно отдавало по утрам в виски, заставляя мучиться от головной боли без всякого похмелья.

Потерять сон было из-за чего. И Виталик со своими закидонами и непонятной агрессией находился далеко не в первом списке проблем, лишавших Платова покоя. О нём Павлу Николаевичу в общем-то некогда было вспоминать, учитывая количество свалившихся трудностей.

Не до дружеских разборок, когда кредитный комитет отодвигается всё дальше и дальше за горизонт. И если в самом начале затяжку можно было объяснить шумихой после убийств чиновников, а также покушения на Платова, то по прошествии месяца эта причина работать перестала. Забыть о проекте не могли, но клинч, в который это дело вошло, никак не хотел устраняться. И когда Павел, приехавший к часовне Шервуда чуть заранее, изучал барельеф с героическим гренадером, его посетило чувство, что ответы Каменского могут ему не понравиться.

А день был совершенно замечательный: в небе, лишённом облаков, белым кругляшом висело раскалённое солнце, прогревавшее кирпичные бока домов. Недавно ожившие велосипедисты пересекали улицы, размечая их неровными мокрыми пунктирами, высаженный по периметру сквера «зелёный экран» радовал глаз, и даже слезшая с памятника краска не смотрелась удручающе.

– Любуешься нашим героическим прошлым? – появившийся Сергей Каменский щурился, но очки в отличие от Павла не надевал. Подумав, Платов снял их тоже: не всегда комфортно, когда не видишь взгляда человека. И почти сразу об этом пожалел: свет показался ему слишком ярким. – Прости, немного опоздал: пришлось задержаться по одному вопросу… Но к делу: я правильно понимаю, тебя интересует судьба кредита?

– Да, вернее, его отсутствие, – шутка вышла невесёлой, и Павел сам поморщился от её звучания. – В прошлый раз речь шла о паре недель, но сейчас идёт уже второй месяц, и мне нужно понимать, на что я могу рассчитывать.

– В данный момент, Паш, пока не время делать резкие движения. Хочешь дружеский совет? Подожди ещё немного.

– Я бы и рад, вопрос – сколько? Строительство идёт, его так просто не остановишь.

– Знаю, Паш, но пойми и ты: обстоятельства изменились, – Каменский сделал паузу, будто отмеряя по миллиграммам ту дозу информации, которую до Павла следовало донести. – Прежде это был вопрос нескольких дней, а сейчас всё усложнилось.