Шрифт:
Вспоминаются строки Пушкина из «Евгения Онегина»: «Но я, любя, был глуп и нем».
Счастье Достоевского, однако, длилось недолго.
Мужу Марии Исаевой удалось найти работу в городе Кузнецке, в пятистах [41] верстах от Семипалатинска (это чуть более пятисот тридцати километров), и он перевез туда семью.
Достоевский был в отчаянии.
По его словам, больнее всего ему было от того, что Мария с такой легкостью согласилась на переезд.
Именно в этот период Достоевский написал оду в честь императрицы-матери, в которой, как считала Сараскина, только делал вид, что сочувствует боли императрицы, а на самом деле писал о собственных страданиях.
41
На самом деле расстояние от Семипалатинска до Кузнецка Томской губернии – примерно семьсот пятьдесят верст, или около восьмисот километров.
4 августа 1855 года умирает супруг Марии, Александр Иванович Исаев.
Однако Мария к этому времени, похоже, успела увлечься молодым местным учителем Николаем Борисовичем Вергуновым.
Врангель поддерживает ее в этом увлечении, чего не скажешь о Достоевском. «Я давно уже люблю эту женщину, – признается он в письме брату, – и знаю, что и она может любить. Жить без нее я не могу, и потому, если только обстоятельства мои переменятся хотя несколько к лучшему и положительному, я женюсь на ней».
Мария Исаева, однако, не уверена, стоит ли ей выходить замуж за Достоевского, и это делает его несчастным.
«Велика радость любви, но страдания так велики, что лучше не любить вовсе».
Ему кажется, что он повторяет судьбу Макара Девушкина, главного героя своего первого романа, влюбленного в женщину, которая в итоге выбирает другого («Напророчил же я себе!» – говорит писатель).
Осенью 1856 года Врангель сообщает Достоевскому, что ему вернули офицерское звание.
Достоевский отвечает ему: «Производство в офицеры если и обрадовало меня, так именно потому, что, может быть, удастся поскорее увидеть ее. Люблю ее до безумия, более прежнего. <…> Не качайте головой, не осуждайте меня; я знаю, что я действую неблагоразумно во многом в моих отношениях к ней, почти не имея надежды, – но есть ли надежда, нет ли, мне все равно. Я ни об чем более не думаю. Только бы видеть ее, только бы слышать! Я несчастный сумасшедший! Любовь в таком виде есть болезнь. Я это чувствую. <…> Она явилась мне в самую грустную пору моей судьбы и воскресила мою душу. Она воскресила во мне все существование, потому что я встретил ее».
Достоевский, надо сказать, относился к числу тех, кто, если уж что решил, то от своего не отступал.
В конце концов Мария Исаева сказала ему «да».
«Она меня любит, – писал он в декабре 1856 года. – Это я знаю наверное».
Достоевский действительно добивается согласия на брак. И как только он его получает (они обвенчаются в феврале 1857 года), тональность его писем меняется.
«Но если печатать не позволят еще год, – пишет он Врангелю, – я пропал. Тогда лучше не жить!»
В апреле 1857 года Достоевскому возвращают право печатать свои произведения. Журнал «Отечественные записки» в августе того же 1857 года публикует рассказ «Маленький герой», написанный в Петропавловской крепости.
Жена не исчезает из его писем, но отходит на второй план.
Я стараюсь бывать в России каждый год, и, как правило, мне это удается. Приезжая, я всегда стараюсь посетить дом-музей Достоевского в Кузнечном переулке – в последней квартире, где жил писатель.
Несколько лет назад, когда я, по традиции, зашел в музей, экскурсию проводила худощавая рыжеволосая женщина, вся в желтом, которую звали, если мне не изменяет память, Наталья Викторовна. Она рассказала, что в юности, еще во времена Советского Союза, она была панком и зачитывалась Достоевским, и для нее это было в порядке вещей, потому что Достоевский тоже был панком (несмотря на все написанные им оды, добавлю от себя).
И именно панковская сторона его личности предопределила тот факт, что в советское время найти романы Достоевского было очень трудно – слишком нелицеприятно отзывался он о революционерах, а в школах тогда «Преступление и наказание» не проходили. По ее словам, у Достоевского было две жены: с первой они друг друга терпеть не могли, постоянно ругались, она не хотела ему подчиняться, а вторая во всем с ним соглашалась и обожала его. Из двух жен писателя Наталья Викторовна отдавала предпочтение первой, вдохновившей Достоевского на создание многих женских образов, тогда как вторая ни на что его не вдохновила.
Когда мы распрощались с экскурсоводом, к нам подошли несколько русских, невольных свидетелей этой мини-лекции Натальи Викторовны. Они посоветовали не верить ее рассказам: когда они учились в школе, еще при Советском Союзе, они без проблем читали «Преступление и наказание», были учителя, которые очень любили Достоевского, и никто не подвергал сомнению необходимость его изучения, да и панком он, на их взгляд, никогда не был.
Россия – изумительное место, должен сказать.