Глава семнадцатая. Безумие Ариадны

Очень глубокий, очень мелодичный, очень… мужской голос.

Если бы у Руслана был такой, я бы до сих пор была в него влюблена. Если бы у Ника был такой — не знаю, чем закончилась бы та ночь у меня в номере.

Но крутые кудри, белая футболка, широкие плечи — «лебедь». Или — журавль? Такой же далекий и недоступный. Только сейчас его руки на талии, а голос переливается из русского в английский:

— Потанцуем?

Если ему можно меня трогать, то и мне его — тоже? Вот что коварно шепчет мне соджу. До чего непредсказуемый напиток!

Закидываю синеглазому руки на шею и с наслаждением запускаю пальцы в тугие шелковые колечки кудрей. Они скользят по коже, упруго поддаются и тут же снова выстреливают пружинами.

Он смеется так, что сверкают в ультрафиолете белоснежные зубы на смуглом лице.

— Откуда ты знаешь русский? — задаю наконец давно напрашивающийся вопрос.

Переходя с английского, мы как-то незаметно соскользнули на «ты» и теперь уже неловко возвращаться обратно.

— Я не только русский знаю, — замечает он, покачивая меня ладонями совершенно мимо ритма музыки. — Греческий, грузинский, турецкий, казахский. Не считая, разумеется, английского, китайского и корейского.

— Разумеется… — смеюсь я, запрокидывая голову, и он склоняется к моей шее так близко, что на мгновение мне кажется, что его губы коснутся моей кожи. Но касается только свежее дыхание с запахом зеленого винограда, словно он тоже выпил соджу. — А сам ты откуда?

— С берега самого синего Черного моря, — и в его голосе слышно бурление волн говорливого прибоя. Он сжимает меня крепче и кружит, словно слышит в быстром бите музыки трехтактный вальс. — Я рад, что ты пришла.

— Я случайно! — признаюсь я, оступаясь и снова случайно утыкаясь лицом в его рубашку. — Мимо бежала.

— Хвостиком махнула, сердечко упало и разбилось, — опять смеется он, но в этот раз я слышу еле заметный гортанный акцент в его русском.

Действительно немного похож на грузинский.

Или на греческий? Никогда не слышала, как греки говорят по-русски.

Голова кружится, легкая-легкая, как шарик с гелием, музыка — лишь шум в ушах. Ничего не существует. Только твердые мышцы плеч под тонкой тканью белой рубашки, его пронзительные глаза, кудри, к которым сами тянутся пальцы — и ни единого упрека совести.

Черт, может, Руслан и прав насчет моей аморальности…

— Ариадна красивое имя.

Меня прижимают к стройному телу. Он такой высокий! Я задираю голову, чтобы снова поймать пронзающий насквозь взгляд.

— Особенно, если знаешь греческие мифы, — намекаю я.

— Я грек по крови. Понтиец.

— Ой! Я помню, это что-то интересное!

— Мы — истинные потомки древних греков, с начала времен жившие на южном берегу Черного моря, Ариадна.

— Ариадна жила на Крите, — с умным видом сообщаю я немного невпопад.

— Соседи, значит! — смеется он, и я смеюсь в ответ.

Какой-то дурацкий разговор, будто настоящую его версию мы ведем не словами.

А моими пальцами, которые касаются упрямых завитков на его шее.

Синими глазами, которые ласкают мои губы обжигающими взглядами.

Колебаниями маятников наших тел — мы то ближе, то дальше.

И кажется, что вокруг нас закручиваются стены лабиринта, затягивая в его центр, где мы вот-вот встретимся с чем-то очень опасным.

— Вина? — спрашивает он. — Еще потанцуем? Или пойдем куда-нибудь, где потише?

На последних словах ладонь на моей спине становится тяжелой и горячей, давит, заставляя наши маятники качнуться в унисон — друг к другу.

Мамочки!

Голова кружится, в ушах шумит, дыхания не хватает.

Но я настоящая женщина — и хорошо помню, что ноги у меня не бриты, трусы скучно-хлопковые, ступни в песке, и пахну после прогулки я не духами и туманами, а куда более плотски.

— Дашь мне переодеться?

— Зачем?

— Чтобы танцевать с тобой.

— Я хотел поговорить…

Но склоняется он так низко, что это снова будет не тот разговор — я прямо чувствую!

— Чтобы говорить с тобой.

Он останавливается и смотрит с полуулыбкой. Так долго, что, кажется, я сейчас сойду с ума и ринусь в пропасть порока прямо в хлопковых трусах и с песком между пальчиков ног.

— Как тебя зовут? — зачем-то спрашиваю я.

— Не скажу.

— Почему?

— Хочу, чтобы ты вернулась хотя бы из любопытства.

Это уже какая-то другая сказка. Про красавицу и чудовище?