Шрифт:
— Вот и я про что, — Артур пожал плечами. — Погнал я, а то закроете ещё ни за что, как вы любите. А у меня адвокат в больничку попал, где я другого возьму?
— Мы-то тебя закроем, а вот твои «коллеги», — я выделил слово интонацией, — действуют иначе, сам знаешь.
— А вот с этим я разберусь и сам. Бывайте.
Он сел в джип, протянул назад кулёк, оставив себе один пирожок, и они уехали. Меньше чем через минуту следом за ними проехал серый «Мицубиси Паджеро», наверняка с охраной Артура.
— Наглый, — тихо сказал я. — Тут все бандиты наглые.
— Любят языками почесать, — отец неодобрительно покачал головой. — Но этот-то ещё ладно, поспокойнее стал. Тогда вот Кросс приходил прямо к нам в отдел, говорил, когда мэром станет, и порядок у нас наведёт. Как к себе домой завалился. Говорит ещё, мол, компьютеры вам куплю, мебель новую. Но они у нас все в разработке. Вот только хитрые, работают чисто, хвостов мало оставляют.
— Парнишку жалко, — грустно сказала тётя Маша. Наш разговор она не слышала, говорила о своём. — Сидел там, в машине, светленький такой, худенький. У Артура свои дети есть, а этот у второй жены был, её собственный, уже взрослый почти. И всё, вот умерла она месяц назад, а парнишка живёт теперь в чужой семье, при отчиме, кому он там нужен? Бандиты же одни. И куда ему, не в детдом же? Ох, пойду я, вроде, всё распродала. Ой, а что это? Как много-то! Опять столько дал.
В руке она держала купюру в 50 долларов, которую, едва разглядев, догадалась убрать сразу, чтобы никто не увидел. Что ж, по крайней мере, то, что Артур покупает у неё пирожки, даёт ей хоть какую-то защиту, её трогать боятся. Правда, отморозков хватало всегда, но местная шпана к ней почти никогда не лезла, кроме того случая с кошельком, да и пока на улице ещё светло, дойдёт тётя Маша нормально.
Она ушла, а мы с отцом стояли, доедая последние крошки.
— Хотел с тобой поговорить, — начал я, думая, с какой стороны зайти. — У тебя память хорошая, подскажи. Проходил ли по твоему ведомству некий Федюнин?
— Не помню такого, — отец задумался. — А что?
— Да говорят, киллером он заделался.
— Не слышал. Но обращу внимание, и мужикам скажу. А что, у тебя где-то всплыл?
— Да слышал от информатора, решил у тебя спросить.
— Подскажу, если что.
Прямо ему не скажешь, надо мне как-то самому выходить на заказчика. Отец и сам вряд ли догадывается, кто из бандитов подложит ему свинью. Но это точно не Артур, его всё же скоро грохнут. Возможно, это кто-то из оставшихся двух бандитов. Как бы на них выйти? Подумаю. Надо ещё наводить контакты с другими операми, чтобы помогли при случае.
Хотел ещё поболтать с отцом, но он и сам заторопился, говоря, что надо идти, а вскоре к нам подъехала синяя «Нива». Оттуда высунулся небритый усталый мужик.
— Лёха, ты тут! К тебе домой заезжал, не было, в отделе тоже нет. Погнали! Он раскололся.
— Уже? — отец удивился. — Ладно, Витька, погнали так погнали.
— Привет, дядя Витя, — я узнал старинного друга отца.
Тот заулыбался, кивнул и поднял в знак приветствия широченную ладонь.
— Сегодня Якут про тебя рассказывал, Пашка, — сказал он с улыбкой, пока отец заводил свой москвич. — Как ты того урку с обрезом из туалета вытащил. Когда к нам уже перейдёшь? Нам такие люди нужны.
— Пока в уголовном поработаю, — ответил я. — Опыта нахватаюсь у Якута и Устинова.
— Мужики они крутые, жизнь прохавали. Молодец, правильно мыслишь. Но ты хоть так заходи, чай попить. Бывай!
— Пока, — отец махнул мне рукой на прощание из машины.
— Завтра зайду, — пообещал я.
Ну, завтра будет большой день, а пока надо наметить планы, с кем поговорить, что выяснить, а заодно — вспомнить старые дела, ведь текущую работу никто не отменял.
Планы большие. Отец, близнецы, Орлов, Толя Коренев, и это только на ближайшее будущее. Я даже пометил всё в записной книжке. Будут тут и другие имена, ведь вспомнить всё и сразу — задача непростая, будем действовать постепенно, не торопясь, но и без промедления.
Со всем надо разбираться, и разбираться по-умному. Никто мне не поверит, если я скажу, что отморозки планируют устроить налёт на кассу оптического завода, а некий киллер уже сейчас готовится прикончить отца.
В такое никогда не верят. В лучшем случае подумают, что я перепил, в худшем — что свихнулся.
Значит, надо сделать так, чтобы ничего это не случилось. А если не выйдет прекратить такое дело в зародыше, то надо встретить события лицом к лицу, чтобы пресечь на ходу.
Наконец, дошёл до дома. Жил я в обычной хрущёвке-пятиэтажке, без лифта. Привычно проверил почтовый ящик, поздоровался с Колькой, парнем-студентом из сорок пятой квартиры, который постоянно курил у окна, и зашёл домой.
Хорошо, что не малосемейка, а своя квартира. Однокомнатная, с совмещённым санузлом, с обстановкой, которая не менялась с тех пор, когда здесь жила бабушка.
Над кроватью на стене висел ковёр с оленем, стояла когда-то дефицитная югославская стенка, наполненная тоже уже не дефицитным чехословацким хрусталём. При каждом моём шаге хрусталь в стенке позвякивал. Всё привычно, хотя всё равно придётся ещё повспоминать, что и где лежит.
Рука сама потянулась включить старый телевизор «Рубин», что я и сделал, и оттуда послышалась смутно знакомая музыка и тараторящий голос: