— Пора спать, — провозгласила она, — не забудь завтра тщательно почистить зубы. Мне влетит, если он узнает, что ты пила алкоголь, а я не помешала.

Он, — повторила Томасин про себя. Благодаря вину она чувствовала себя уставшей, расслабленной и сонной, но внутри так и скреблось от желания задать вопрос. Много вопросов.

Она себе запретила. Лучше оставить все как есть.

Наутро у Томасин раскалывалась голова. Ночные откровения казались сном, но кроссовки, аккуратно приставленные к изножью кровати, утверждали обратное. Кое-как разлепив слипшиеся от туши ресницы, девушка сразу кинулась выполнять наветы Дайаны — чистить зубы и приводить себя в порядок, чтобы не подставлять женщину, внезапно проявившую к ней доброту. Она проделала все очень вовремя, едва она закончила с утренними ритуалами, явился Малкольм. Черный цвет его простой ежедневной одежды вторил мрачности, написанной на лице мужчины. Он даже не смотрел в ее сторону. Лишь в привычном уже приказном тоне сказал ей собираться.

Томасин всерьез рассматривала идею извиниться за свое вчерашнее поведение, но не успела хоть что-то сказать. Спазмирующий от похмелья желудок вместе со всеми остальными органами ухнули в бездну плохого предчувствия. Быть может, Дайана и сжалилась над пленницей, одарив ее и удостоив откровений, но не стоило рассчитывать на такое везение и с Малкольмом. Томасин с горечью предположила, что ее ждет наказание за выкрутасы. Ей оставалось только понадеяться, что расплачиваться придется ей, а не кому-то другому, например, Заку.

В повозке она все-таки предприняла попытку сгладить острые углы. Слова дались ей нелегко, а голос был хриплым из-за выпитого накануне.

— Пожалуйста, — пробормотала она, опустив взгляд к своим нервно сцепленным рукам, — мне жаль. Мне очень, очень жаль… Я…

— Хватит, — грубо оборвал ее Малкольм.

Томасин пожалела, что вообще это затеяла. Она заранее знала, что он не оценит ее потуги, а падать ему в ноги и молить о пощаде на коленях было все-таки ниже ее достоинства. Она пообещала себе, что если Малкольм выместил злость на Заке или ком-то из ее бывших товарищей, она отомстит. Перегрызет ему глотку зубами, выцарапает глаза, без всякого оружия. Терять ей особенно нечего.

Они приехали на завод, как Томасин и предполагала. Но до того кабинета, где ей довелось побывать в прошлый раз, ее провожал не Малкольм, а парочка солдат. Сам он сразу же уехал, чуть ли не силой вытряхнув ее из повозки на руки к охране. И девушка не знала, как это трактовать. В ее понимании, садист бы не упустил возможности понаблюдать результаты своих зверских трудов. Она не исключала, что он только сделал вид, что уезжает, чтобы пощекотать ее нервы, но в помещении все-таки не было еще одного зеркала или подозрительной стены. Разве что Малкольм не обладал особым даром видеть сквозь них. Но в такие вещи Томасин не верила.

Когда к ней в комнату втолкнули Зака, она выдохнула облегченно. Хотелось обнять его, и Томасин чудом сдержалась, ограничившись лишь тщательным досмотром. Парень был в порядке, здоров, и сохранил все свои конечности и глаза. От переизбытка чувств девушка совсем позабыла об осторожности, о том, что их могут подслушивать.

— Ты прочитал? — спросила она.

Зак кивнул, опасливо покосившись на закрытую дверь.

Томасин задрала юбку и ощупала голенище сапога, куда предусмотрительно припрятала сворованную за ужином вилку. Оружие смехотворное, но все-таки оружие. Отогнув мягкую кожу, она продемонстрировала добычу другу, до того недоуменно наблюдавшему ее странный стриптиз. Зак округлил глаза и накрыл ее ладонь, вынуждая спрятать вилку и побыстрее одернуть подол обратно.

— Ты с ума сошла, — озвучил он.

— Возможно, — согласилась Томасин, — но с меня хватит.

Она сжала пальцы друга в своей руке и доверительно заглянула ему в глаза.

— Нам нужно убираться отсюда, — сказала она, понизив голос до шепота, — я больше не намерена это терпеть. В прошлый раз я видела грузовик во дворе. Мы можем напасть на охрану, забрать их форму и…

— Томасин…

— У нас не скоро появится другой шанс все это провернуть, — продолжала она, — а он обязательно захочет с тобой расквитаться, только потому, что ты…

— Томасин, — повторил Зак.

— Ну что еще?! — взвинчено откликнулась она. Получилось слишком громко, куда громче, чем она рассчитывала. Испугавшись, что сейчас ворвется охрана, привлеченная ее вскриком, девушка вытащила вилку и переложила в рукав, готовясь обороняться.

— Успокойся, пожалуйста, — взмолился Зак, — и послушай… Я…

— Мы справимся, — заверила она, — мы же всегда справлялись. Мы выжили на «Волчьей гонке», Зак! Где наша не…

— Я не хочу никуда уходить, — сказал парень и опустил взгляд. Слова упали между ними и разбились на множество осколков, каждый из которых царапнул Томасин прямо в сердце. Она не могла поверить, что не ослышалась. Это напоминало кошмарный сон. Вся ее жизнь в Капернауме напоминала кошмарный сон, но заявление Зака побило все рекорды.

— Не понимаю, — пробормотала она, — это… тебя заставили так сказать, да? Зак, мы…

— Никто меня не заставлял, — друг не позволил ей закончить, оборвав ее сбивчивый лепет, — послушай, Томасин. Серьезно. Я правда хочу остаться. Здесь не так уж и плохо, с нами хорошо обращаются. Я… устал, понимаешь? Я не такой, как ты. Мне там не выжить, а ты не обязана вечно со мной носиться и защищать. Мне надоело убегать от мертвецов, от бандитов, от всяких чокнутых, голодать, спать на земле. Такая жизнь не для меня. Да и ты… разве не устала? Ты отлично выглядишь, у тебя все…