Авторитет Грини базировался не только на воровских понятиях. Он был начитан и красиво рассуждал, поэтому к нему обращались не только рассудить споры на зоне, но и за советами. Жил он по понятиям. Принимая решения в разборках между заключенными, несправедливости не допускал. Многие любили просто поговорить, почти как с наставником.

– Митяй, ты втираешь, что родись с золотой ложкой во рту, имея батю профессора, настоящего только, а не нашего, – ухмыльнулся Гриня, кивнув головой в сторону зэка, игравшего в шахматы, - и все ништяк по жизни, все равно пошел воровать? Зачем, если все есть?

– Ну… – начал Митя, держа в руках книгу, - тут написано, все дело в генах. Все в нас природой заложено, каждый несет свой крест. Если отец, там или дед был вором, то и тебя тянуть будет. При таком раскладе получается, ты не виноват.

– Определись, за что трешь: за гены, талант или окружение. Гена воровства нет, про что базар идет?

Сиплый замолчал, туго переваривая мысль, чем наследственность отличается от приобретенных способностей и образа жизни. Гриня продолжал:

– Писать что угодно можно. На заборах видал? А это просто забор. Маркс вот тоже писал, что «бытие определяет сознание», вроде как где живешь, тем и становишься. Тебя в пионеры принимали, что коммунистом не стал?

– У Сиплого, отец простой работяга, мать учительница, дед в деревне пахал, потом на войне погиб. А Сиплый здесь чалит, - включился в разговор Профессор. – Какие у него гены?

– Ну тут все понятно, соседские, - начал подтрунивать над сокамерником Митяй.

– Гриня, а ты думаешь твоя жизнь тоже сложилась бы по-другому, родись ты в другой семье и в другом месте?
– добавил Сиплый.

– Меня не спросили. Где родился, там и сгодился.

– Тогда скажи, почему одним все достается с пеленок, а другие последний хрен с хлебом доедают? – спросил Митяй.

– Тема лютая. По понятиям японцев, человек на земле живет не один раз. Каждый раз перерождается заново. Так вот, если в прошлой жизни сильно нагрешил, то в следующей родишься уродом. За это в Японии калеки не в фаворе, - продолжал Гриня и помолчав с секунду ехидно добавил, посмотрев на Митяя, татарина по национальности:

– А не потому злые косоглазки не любят некрасивых.

– Э-э, братан, зачем обижаешь? Я добрый! – хохотнул товарищ, слегка усилив акцент и сощурив и без того свои маленькие глазки. Товарищи, зная свирепый нрав Митяя, дружно грохнули от смеха, а его желтовато-смуглая хитрая морда довольно расплылась в улыбке от удачной шутки.

– И симпатичный! – Митяй, словив кураж, стал корчить рожи на разные лады.

– Ну все, разбушлатился. Полегче, - с легким давлением проговорил Гриня, не поддавшись общему настроению.

– Я кем в прошлой жизни тогда был, что в этой мне так фартит? Гитлером что ли? – Сипач встал размять ноги.

– Ты, походу, Синей бородой был, – продолжали ржать сокамерники, намекая на статью за убийство жены.

– Ага, мало мне сейчас счастья, так ещё и в будущем привалит? Чет гнилая идеология. Не, я на зоне все грехи с верхом отработал, – замотал головой Сиплый.

Как и всем преступникам, Грине была присуща одна особенность. Он очень хорошо и верно умел рассуждать о смысле жизни, достойном и низком, говоря правильные глубокомысленные вещи. Учил молодняк на зоне правилам «что такое хорошо, и что такое плохо». Его суждения во многих смыслах не сильно отличались от общих моральных норм и поведения: не воровать у своих, не стучать, не крысятничать, и так далее, в общем, не быть падлой. Если не знать все его деяния, а слушать одни слова, то Гриню можно полюбить за «чистую» многострадальную душу. Однако, все не так просто. Временами убежденность в правоте переплеталась с банальной хитростью. Ведь на зоне, как и в обычной жизни, нужны правила. Это как вдоволь награбившие в свое время люди в верхах. По мере обретения власти, начинают принимать законы против воров и грабителей, чтобы теперь уже защитить и обезопасить себя.

Особенно хорошо у Грини получалось видеть недостатки людей, причем для тех же самых недостатков у себя находились оправдания. Он шел по самому легкому пути: не боролся со своей черной стороной души, а просто находил людей хуже себя. Становится правильным казалось слишком поздно. Он просто не умел жить по-другому. Когда осуждаешь других, замечаешь чужие грехи, сам себе на их фоне уже не кажешься таким говном. И здесь присутствовала тоже хитрая, может, не вполне осознанная уловка: «ложное признание». Вслух окружающим говорится, что «я плохой человек и у меня страшные мысли в голове», но на самом деле убежден, что даже несмотря все это, ты лучше многих присутствующих.

При всех отягчающих обстоятельствах, хороших и плохих поступках, считать Гриню абсолютным злом было неверно: беспределом не занимался, паскудных вещей не творил. С нормальными, по его мнению, мужиками, общался по-человечески. Имел много друзей и товарищей, которые часто обращались к нему за помощью, зная, если будет возможность помочь – не откажет. Как мог заботился о жене и любил сына, мечтал обеспечить семье светлое будущее. Стараясь как можно дольше отгородить от влияния улицы, с малых лет отдал ребенка в спорт, предполагая, что если физическими данными пойдет в него, достигнет многого. В лучшие времена Гриня вдвоем с Ярым легко могли отбиться от пятерых, вооруженных ножами и кастетами.