— Явилась? — без предисловий начала Дарья Сергеевна, поморщившись оттого, что никак не могла найти в постели удобное положение.

Подушки казались ей то слишком мягкими, то, наоборот, слишком жёсткими, а одеяло постоянно мешало — не хотело укладываться так, как ей требовалось. И, вообще, уже второй день она испытывала странное беспокойство, не находя ни в чём утешения.

«Не сегодня-завтра родит… — без труда догадалась Лукерья. — Оно-то и лучше — значит, скоро отдаст мне ребёночка, и не придётся долго терпеть эту змеюку…»

— Звали, барыня? — спросила Лукерья, открыто разглядывая хозяйку и не утруждая себя поклоном.

«Не стану кланяться… — подумала она. — А ты стерпишь, ведь я тебе нужна…»

— Скоро рожу, — сообщила Дарья Сергеевна, сделав вид, что не заметила непочтительности крепостной. — Знаешь, от кого младенец-то?

— Откуда же мне знать? — усмехнулась Лукерья. — Про то нам неведомо…

«Какая наглая баба… Дать бы ей плетей! — мелькнула привычная мысль у Дарьи Сергеевны. — Да нельзя — ей ребёночка растить… Но своё она уже получила. Ишь, оклемалась… Живучая…»

— Тоскуешь, поди, по Ярославушке… — задумчиво проговорила хозяйка, словно и не она была виновницей смерти парня.

— Знамо дело, тоскую… — Лукерья отвела глаза, в которых полыхнула ненависть.

— Так это его ребёночек-то… — продолжала Дарья Сергеевна, — Ярослава… Вот тебе на старости лет утешение… Дом уже обустроили, денег дам, так что ни в чём нужды не будет… Кормилица опять же дожидается… А мне этот младенчик вроде как ни к чему…

— Благодарствуйте, барыня… — сдержанно поблагодарила Лукерья. — Господь не оставит вас своей милостью…

— То-то же, помни мою доброту… — буркнула Дарья Сергеевна. Отсутствие страха и привычной покорности в глазах крепостной вызывало у неё непонятную тревогу. Впрочем, виной тому, возможно, было её состояние. — Я у тебя сына забрала, но я же тебя и облагодетельствую…

Лукерья молчала, опустив голову и сдерживаясь из последних сил. С каким бы наслаждением она впилась в горло ненавистной хозяйке! И пусть её, Лукерью, потом хоть на кол сажают. Но нельзя — у этой змеюки под сердцем сынок Ярославушки.

Тут Дарья Сергеевна вдруг громко вскрикнула, а во взгляде мелькнули удивление и испуг — мол, что это со мной?

— Господь с вами, барыня, — тихо проговорила Лукерья. — Не тревожьтесь… Рожаете вы…

— Как, уже?! — воскликнула та. — Почему так рано? Срочно пошли за доктором!

И вновь почувствовав сильную боль, протяжно закричала.

«Мы, небось, в поле рожаем… — с неприязнью подумала Лукерья. — Безо всяких ваших лекарей… Мечешь стог — а из тебя ребёнок выходит… Оботрёшь его, накормишь и опять вилами машешь…»

— Не извольте беспокоиться, барыня, — произнесла она вслух и отправилась за подмогой.

Рожала Дарья Сергеевна долго и трудно. Доктор находился рядом, но и он временами терял самообладание — были минуты, когда ему казалось, что роженица не сдюжит. Сама она то была в сознании, то впадала в забытьё, а, когда бодрствовала, нещадно ругала всех подряд за свои мучения.

— Чтобы вам пусто было! — упрекала она доктора в перерывах между затянувшимися схватками. — Вот, уговорили меня оставить младенца, и теперь я умираю! А на что он мне? А-а-а…

Опочивальня вновь огласилась её криками и стонами.

— На всё воля божья, барыня… — тихо проговорила Лукерья — она находилась тут же и пристально наблюдала за ходом родов. — Дайте-ка я…

И мягко отстранила удивлённого доктора, который уже и не знал, что делать.

— Дозволите, барыня? — спросила она у измученной бледной хозяйки с волосами, слипшимися от пота.

— Делай, что хочешь… — махнула рукой та. — Я на всё согласна, лишь бы прекратились эти страдания…

«Ради внучка помогу тебе, змеюка… — мелькнула мысль у Лукерьи. — Но больше от меня добра не жди…»

Она положила одну руку на лоб хозяйки, а другую — на её возвышавшийся горой живот и стала что-то тихо бормотать, но слов разобрать никто не мог. В ту же минуту Дарья Сергеевна почувствовала облегчение и прилив сил, а малыш, который никак не хотел появляться на свет, отчаянно запросился наружу.

— Теперь тужьтесь, барыня, тужьтесь, что есть мочи… — скомандовала Лукерья.

Роженица последовала её совету, и уже скоро в опочивальне раздался бодрый писк новорожденного.

— Мальчик! — обрадованно воскликнул доктор, принимая ребёнка.