Кевин стучится в дверь кабинета своей бывшей (потенциальной) любовницы, и она приветствует его таким официальным тоном, что он безошибочно догадывается: сейчас войдет и директриса. Мисс Мерфи — сутулая, морщинистая, с фигурой баклажана — выходит из-за спины Роуз и смотрит на него так сердито, словно это он заварил всю эту кашу. Что ж, Эйдин произвел на свет именно он, так что, наверное, да, он и виноват. И, наверное, если бы он не таскался за распутной пьянчужкой, если бы остался хорошим человеком — возможно, его бы здесь сейчас не было. Но где же его дочь? Может, ее заперли в какой-нибудь жуткой тесной комнатушке, как обыкновенную преступницу? И где его жена?

Мисс Мерфи, к ее чести, не смакует отвратительные подробности. Она просит Роуз закрыть дверь, когда та будет выходить, приглашает Кевина сесть, а затем излагает ужасные утренние события. Бликленд давала первоклассницам ежедневные инструкции, стоя у дверей с блокнотом в руке и глядя сверху вниз (как она всегда глядит) на своих подопечных. И вдруг на полуслове зашаталась, выронила блокнот, даже не заметив этого, и согнулась пополам. Попыталась выпрямиться и застонала. А потом схватилась за живот, ее начало рвать, и она упала. Девочки подняли крик. У кого-то хватило сообразительности сбегать за взрослыми, и тогда вызвали скорую.

— Но она… ей лучше? — Кевин произносит это с жалобной надеждой, словно ребенок, у которого на глазах машина переехала его кошку, и он спрашивает: «А киса поправится?»

— Она в больнице Сент-Винсента. Ей сделали промывание желудка.

Кевину почему-то представляется, как врач налегает на рукоятку насоса, вроде тех, какими надувают баскетбольные мячи, встав обеими ногами на основание, и качает — вверх-вниз, вверх-вниз.

— Это нужно было сделать как можно скорее, пока яд не растворился в желудке.

Яд! Кевин вздрагивает.

— Я не…

— Видите ли, противоядия от формальдегида не существует, поэтому выбора у них не было. Это было необходимо. К счастью, токсичное вещество успешно вымыли из организма.

Все это время, с первого разговора с Роуз по телефону, Кевин чувствовал, как что-то угрожающе сжимает ему грудь. Теперь наконец тело немного обмякает, напряжение спадает, мышцы шеи и рук расслабляются. Успешно — прекрасное слово, теперь это его любимое слово! И только тут до него доходит — формальдегид? Как в руки шестнадцатилетней девочки мог попасть формальдегид? Нет, этого не может быть. Это ошибка.

— Где моя дочь?

— Но возникло осложнение.

— С Эйдин?

— Нет, мистер Гогарти, не с Эйдин. С мисс Блик-ленд. — По тому, как мастерски умеет эта женщина выразить безмерное отвращение к собеседнику одним только едким тоном и пронзительным взглядом, Кевин видит, почему она так эффективна в роли директора: она внушает ужас. — Не исключена вероятность, что во время промывания какие-то частицы попали в легкие. Это называется аспирационной пневмонией. Это тоже поддается лечению, но на данный момент еще ничего не известно.

— Что это значит?

Мисс Мерфи смотрит сурово.

— Это значит, что на данный момент ничего не известно.

Кевин опускает голову.

— Но как это могло случиться? Не понимаю. Как Эйдин… откуда вы знаете, что это сделала Эйдин? Она совсем не склонна к жестокости. Она…

— Мистер Гогарти, насколько нам удалось выяснить, несколько дней назад ваша дочь вместе с еще одной ученицей украли несколько рыбьих глаз в химической лаборатории и взяли у мисс Бликленд ее контейнер с мятным драже — да, я знаю, в это трудно поверить. Я здесь уже двадцать семь лет, и это…

Кевин чувствует чудовищную слабость.

— Мисс Бликленд приняла глаза за мятное драже и проглотила их, — продолжает мисс Мерфи. — Как явно и было задумано. Пожалуйста, держите себя в руках, мистер Гогарти.

— Я не понимаю. Откуда вы знаете, что это она?

— Она сама призналась медсестре Флинн. Она думала, что это поможет врачам.

— О господи. Я должен видеть Эйдин.

Тем временем Милли стоит в саду за домом в Дун-Лаэре и смотрит на окна. Месяц назад сын вытащил ее из закопченной кухни с обожженной рукой, кое-как замотанной кухонным полотенцем (рана уже зажила, хоть от нее и остался довольно большой шрам, около дюйма шириной — полоска бледно-розовой, все еще зудящей кожи вокруг ее птичьего запястья, будто браслет спортивных часов). Запасного ключа у нее нет, и Милли понимает: придется ей штурмовать Маргит таким же нетрадиционным способом: лезть через окно бывшей спальни Кевина.

Милли пробует ногой на прочность старый ящик — вроде бы не проваливается. Она приставляет его вплотную к задней стене, взбирается на него и с некоторым усилием упирается большим пальцем правой ноги в довольно широкую щель между крошащимися кирпичами. Да, запустила она дом, ничего не скажешь.

Только с третьей попытки ей удается довольно неуклюже поднять вторую ногу, дотянуться до оконной рамы и раздвинуть ее. С ее-то везучестью ей ничего не стоит сейчас свалиться навзничь и расколоть череп — потом ее найдут тут с сотрясением мозга и амнезией, увезут обратно в «Россдейл», и тогда она будет обречена вечно ходить по этому кругу ада. Милли хватается за раму и пытается забраться в комнату, но срывается и плашмя брякается на ковер.