Праздник Пророка Христова Иоанна Крестителя флорентинцы справляют с большой торжественностью. В реке, правда, не купаются, как у нас, но веселятся, пляшут, вина при этом почти не пьют. Видел я у них любопытную забаву: надувают шары из тонкой кожи и запускают в воздух. С этими шарами, привязанными веревкой к руке, носятся по всему городу, и взрослые, и дети малые.

Я сопровождаю Исидора в прогулке. Митрополит исполнен скорби, будто не праздник вокруг, а похороны. Для него, пожалуй, действительно похороны – надежда на воссоединение церквей умерла. Мы направляемся в дом, где живёт Плифон, в дом, где он устроил Платоновскую Академию.

На фасаде палаццо изображен солнечный диск с длинными развевающимися волосами. Под диском – диковинные геометрические фигуры, непонятно что означающие.

В комнате с широкими окнами от пола до потолка беседуют четверо: хозяин дома, Виссарион никейский, Торквемада и высокий красивый человек.

«Похож на брата», – думаю я. Так оно и есть, это Дмитрий, деспот Мореи и Пелопоннеса, брат Иоанна VIII Палеолога.

– Я готов удалиться, – произносит Плифон. – Вы просили устроить встречу, я её устроил.

– Прошу вас, останьтесь, – говорит Торквемада. – Без вашего мнения нам будет трудно. Это глупо, перемахнуть с божьей помощью через пропасть и свалиться в крохотную ямку.

– Глупо, – соглашается Виссарион. – У императора не хватило воли. Его можно понять. После смерти патриарха, без единства с митрополитами, он становится в положение изменника православной вере.

– Кому он это будет объяснять? – сказал Торквемада. – Туркам, которые без затруднения возьмут город и вырежут христиан? Или ангелам на небе? Да, султан Мурад миролюбив, но будут ли мирными его наследники?

– Я уже высказывал эту мысль, – сказал Плифон. – При отсутствии патриарха, любое решение Собора является юридически спорным. В конечном счете, признавать или не признавать воссоединение церквей – будет зависеть от воли конкретного правителя. И от тех обстоятельств, в которых окажется его земля.

– Я говорю о том же, – сказал Торквемада. – В текущий момент не столь важно мнение славян и кавказских народов. С ними ещё немало придётся потрудиться. Если же падёт Константинополь, то, с большой степенью вероятности, эти земли перейдут под влияние последователей пророка Магомета. Они так давно под татарами, что, по сути, ими и стали.

– У брата нет уверенности, что европейские государи готовы оказать серьезную военную помощь, – сказал Дмитрий. – Понятно, что он колеблется. Если крестовый поход не состоится, ему остаётся рассчитывать только на народную поддержку. С этой точки зрения, Уния, в таком виде, как она предлагается, становится вредной.

– Морея долго продержится в одиночку, без помощи извне? – сказал Торквемада. – Триста спартанцев царя Леонида, конечно, когда-то задержали персов, но всего на год. Если это вообще не выдумка фантазёров эллинов. Больше похоже на правду, что Грецию спасли от нашествия распри внутри Ахеменидской державы. Османы не таковы. Их правители прекрасно понимают, что Константинополь это символ просвещенного мира, такой же, каким когда-то был Древний Рим.

– Что предлагает Папа? – спросил Исидор.

– Римская церковь предлагает, чтобы император ромеев подписал Соборное определение о воссоединении церквей от имени всех православных, – сказал Торквемада. – И признал власть Папы Римского как верховного первосвященника всех христиан.

– И что потом? – сказал Дмитрий. – Начнётся крестовый поход против турок?

– Венгры, поляки, некоторые италийские и испанские гранды готовы выступить, – сказал Торквемада. – С остальными труднее. Особенно сдержаны Венеция и Генуя. Но, и все присутствующие это хорошо понимают, если удастся создать прецедент, разгромить в сражении турок, это даёт широкие возможности Священному Престолу для давления на равнодушных к богоугодному делу.

– Что ты думаешь, Гемист? – сказал Дмитрий.

– Я думаю, – сказал Плифон, – что эту Унию надо подписывать, хоть она и корявая получилась. А вот на помощь крестоносцев не рассчитывать. Всем нам надо уходить на Пелопоннес и держаться там из последних сил. Константинополь не спасти, нравится это нам или не нравится, Восточная империя умерла. Султана османов интересует только город, его стены, его дома, его дух, если хотите. Возможно, когда османы возьмут город, они оставят нас в покое.

– Дух без людей это пустота, – сказал Дмитрий.

– Возможно, – сказал Торквемада. – Вернёмся к практической стороне дела. Я не погрешил против истины, сказав, что Уния это последний шанс Восточной империи. Мечта, чтобы философы спрятались в Мистре, приятно греет сердце, но несбыточна. Турки не остановятся, каждое выигранное сражение будет только усиливать их веру в избранность. Кучку философов, вероятно, они пощадят, остальным повезет куда меньше.

– Положение у нас действительно отчаянное, – сказал Дмитрий. – В одном вы правы, большинство митрополитов думает о собственном угле, а не об общем благе. Я буду убеждать императора согласиться на Унию с Римской церковью. Для брата это самое трудное решение в жизни.