Бриганты были ни при чём, в этом Скво не сомневалась. «Но разбираться в сегодняшней суматохе никто не станет, – в приватной беседе сказал ей епископ. – Слава Всевышнему, избавились от этой чумы. Будем полагать, сестра Беатрис умерла мученической смертью во имя Отца нашего Иисуса».

Скво посмотрела на опухшую, покрытую волдырями левую руку. Утром она шла к ручейку блаженной Бернадетты. Скво любила это место, тихое, уединённое, среди плакучих ив, склонившихся над медленной водой, её всегда посещали грустные, хорошие, светлые мысли, куда лучше тех стишков, которые она сочиняла на досуге. Проходя через деревню, она увидела на стене одного из домов грубо начертанный, но узнаваемый лик Спасителя, обезображенный по диагонали морковного цвета фаллическим предметом.

Скво подняла с земли камень, чтобы стереть пакость, засучила рукав и в этот момент кто-то с крыши плеснул на неё кипятком. Две вороны, каркая, пролетели в небе.

В донесении герцогу намекну, что если он не примет надлежащие меры, пожалуюсь епископу. Пусть шевелится, старый индюк.

Скво приняла постриг четверть века назад. За год до этого графство Бервикшир, где жила её семья, настигла неведомая болезнь, не похожая по своим признакам ни на чуму, ни на оспу. Коровы становились бешеными, овцы напротив флегматичными и отказывались от пищи. Людей сначала пучило, цвет тела становился синим, язык покрывался коричневым налетом. Потом люди словно высыхали и, будучи скорей скелетами, обтянутыми кожей, умирали.

В распространении болезни заподозрили испанских купцов из Кадиса. Тех их них, кто не успел бежать, толпа самочинно повесила за ноги на городской площади. Но это не помогло, как не помогали и беспрерывные молебны, служившиеся в церквях.

Мор свирепствовал осень и зиму. В эти тяжкие дни отец Скво поклялся на библии, что после избавления отдаст одну из дочерей в монахини.

Весной эпидемия стихла. Выжившие устало начали налаживать хозяйство, отец повёз шестнадцатилетнюю Скво в Эдинбург. Скво была его третьей дочерью. Скво росла в идиллии шотландского замка, со сверстницами почти не общалась, зато с интересом читала рукописи, собранием которых барон искренне гордился.

«Может, и хорошо, что она станет невестой Христовой, – думал барон по дороге. – Слишком уж она начитанная и замкнутая для замужества. Да и виды на достойных женихов после этого мора не велики».

В монастыре быстро оценили пытливый ум и хватку баронской дочки. Скво стали поручать ответственные задания, в Эдинбурге, затем в Лондоне. Несколько лет она возглавляла канцелярию одного из кардиналов в Львином городе. Этот кардинал и рекомендовал Скво назначить настоятельницей монастыря Сен-Жильдар в Бургундии взамен представившейся аббатисы. Перед отъездом во Францию её удостоил аудиенции Его Святейшество.

– Трудные времена наступили, аббатиса! – сказал Папа. – Зёрна сомнения, посеянные Лютером, дают свои ядовитые всходы. В тех же краях, куда вы направляетесь, не окончательно искоренена старая альбигойская ересь. Мы крайне заинтересованы в поддержании королевской власти. Занимайтесь этим всемерно, и словом, и делом…

Чокнутый лев опять свалился со стены. Скво рассмеялась. С этим стишком сначала всё получалось замечательно. У неё перед глазами как настоящий стоял изумрудный город, где живет волшебник Гудвин, сказки о котором она бесконечно слушала в детстве. Веселая компания, состоящая из льва, дровосека и лупоглазой девчушки путешествует по дорогам, совершая одно чудо за другим. Как-то незаметно девчушка и дровосек будто сквозь землю провалились, остался только лев, но и он повёл себя странно. Отказался жить у Гудвина, и каждый божий день как на утреннюю службу карабкался вверх по гладкой стене изумрудного города.

«Послушай, ты же не ассассин, – однажды не сдержалась Скво, – чтобы лазать по отвесным стенам». Лев вздохнул, ничего не ответил и на следующее утро принялся за прежнее занятие.

Монастырь и опекаемая им паства жили в состоянии с трудом скрываемой вражды. Нельзя сказать, что жаки, их жены и их дети были плохими людьми. Отчасти им подходило определение – искренние безбожники. Они любили выпить и побалагурить, их жены вечно ходили на сносях, молодёжь в деревенской церкви частенько толпилась у той стены, где в альбигойские времена были нарисованы сцены с сексуальными оргиями. Они и сейчас с удовольствием этим бы занялись, но боялись доноса и визита Священной Инквизиции.

В памяти крестьян cохранились старые галльские предрассудки. Капище в лесу, неоднократно разрушаемое людьми церкви, всякий раз восстанавливалось как птица Феникс из пепла, зарезанного петуха и свежие цветы можно было лицезреть на друидском камне каждую летнюю субботу.

Когда Скво только приступила к исполнению своих обязанностей, она поневоле сравнивала жителей Бургундии с земляками-шотландцами. Те тоже были буйными ребятами, гордыми, своевольными, искавшими утешение в божественном лишь в самые отчаянные минуты.

Но они не были ленивы – её земляки, и это обстоятельство прощало им все прегрешения. Жизненной философией жителей деревни, если это слово применимо к мерзким жакам, было дьявольски изворотливое стремление найти оправдание собственному безделью.

С самого рождения они были убеждены, что им все должны: король, точнее, представляющий его герцог, потому что они его подданные. Церковь, которая обязана вымолить хороший урожай. Небеса, чтобы пошёл дождь или засияло солнце, когда у крестьян будет соответствующее настроение, и тогда они пойдут в ненавистное поле.