Шрифт:
Я уже бежал по мосту через канал, не отрывая взгляда от маячивших невдалеке столиков кофейни, когда меня вдруг схватили за рукав и дернули на себя.
– Стоять!
– рявкнули в ухо и прижали к себе, заслоняя обзор, - Дурак.
– Захват прекратился, и я ощутил смачный хлопок ниже поясницы. А потом конверт с инструкциями покинул карман и полетел в воду.
– Эй, полегче, -дернулся я, пытаясь высвободиться, - что вы себе позволяете?..
– Да, мало я тебя порол в детстве. Ну, здравствуй, Юг. Поседел, - он провел рукой по моим волосам, и я вдруг понял, как сильно я соскучился по этому голосу.
– Дед, - я шагнул в распахнутые мне навстречу объятья...
Мы замерли на миг и вот уже руки деда прижимают мою макушку к плечу. Он отстраняется от меня и прерывисто вздыхает, не стесняясь, смахивает слезу с глаз.
– Приступ сентиментальности, - ворчит он и подталкивает в противоположную от кофейни Франца сторону.
– Пойдем, пойдем. У нас мало времени. Как я понимаю, дневники ты Нимблусу отдал? И Аду тоже?
– Отдал. И её. Скрепя зубами.
– Ну, она-то, полагаю, никуда не уехала, - хмыкнул дед.
– Уедет. Дед, она механизм. Я ей сказал, и она уедет, - буркнул я. Дед в ответ цыкнул языком и остановился.
– Ну-ка объясни мне какого ... ты здесь забыл? Вот здесь и сейчас? Зачем ты здесь? – он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока, как частенько делал в университете, отчитывая своих студентов. Я и почувствовал себя сейчас, не внуком, а одним из них. Я замялся и повторил все свои планы вслух. Дед стоял и неотрывно смотрел на меня. И под этим взглядом я понимал, что за чушь я несу. И все, во что я верил эти неполные двадцать лет, – пыль, зола, растертая между пальцев. Я умолк, отвернулся и опёрся о парапет. Мне было стыдно смотреть ему в глаза.
– Да, - подтвердил мою догадку дед, - ты свалял дурака. У Ады нет никакого прототипа. Нет и не было. Ты – ее создатель, - он хрустнул пальцами, как делал всегда, когда ему приходилось принимать трудное решение и продолжил, - Да, ты. Ты ее создавал в линейном потоке времени двадцать лет. Ты – воссоздал ее в интервальной петле, снова пройдя весь путь созидания. А я, - он постучал кулаком себе по голове, - старый дурак, заигравшийся с темпоральной логикой, виноват в том, что появилось это странное временное кольцо. Кольцо, где все важное вдруг становится ненужным, уходит на второй план, но потом вновь возвращается… Любовь. Это странное чувство. Мне думается, что даже бог не понял, что создал. Ему бы остановиться на желании продолжать род, а его видимо в этот момент отвлекли чем-то. И вот эта непознанная переменная сместила векторы. Что это было? Кто знает… Прости, но это я похулиганил однажды и привел Аду посмотреть на тебя молодого. Ей, видите ли было любопытно, а я старый романтичный дурак… Она же, как маленький сгусток счастья. Разве можно ей было отказать? Но кто же знал, что вы полюбите друг друга? В этом времени. И в том, где она почти погибла и снова возродилась, продолжая тебя любить. Ведь так? – я кивнул, подтверждая его последние слова, -Торопись. У нас у всех теперь есть возможность вернуться к линейному течению времени. Ты сейчас вернешься домой, тебя Ада ждет к завтраку, а в полночь уйдешь с ней в 12.06.2061год. Там Ганс и Нимблус уже закончили работу над кожей для Ады и готовятся к первой операции по искусственной регенерации кожи. Первой успешной операции. А сейчас возвращайся, не заставляй ее ждать.
– Дед, - уже делая шаг от него сказал я, - дед…Операция во сколько?
– Да беги уже! В полдень. Увидимся еще! – махнул он на меня, прогоняя…
Нимблус. Спустя десять лет.
Дверь грохнула, распахиваясь, и в лабораторию влетела каталка, которую толкал Юг. На ней, рассыпав медь волос по белоснежной простыне, лежала, укрытая до подбородка Ада.
– Парни, привет. Я знаю, что лаборатория уже готова. Ганс, я просил Нимблуса при прошлой встрече разобраться с материалом для кожи Ады. И я знаю, что у тебя все готово для эксперимента. Начинаем. Я буду оперировать сам. И пусть разверзнется ад, если мы не сделаем это…
Идущая снова
Вовка топал через поле, срезая путь от части до дома, подстегиваемый мыслью, что Светка еще спит и ее разомлевшее, теплое тело с радостью примет его… объятия. Быстро пересек детскую площадку и тормознул у куста сирени. Скоренько сломил пару веток и рванул к подъезду. «Das ist fantastisch! Das ist romantic! Ja, ja!*», - насвистывал он, входя в лифт.
Светка спала, разметавшись на простыне, но почему-то в старых домашних джинсах и в задравшейся до подмышки футболке, из-под которой выкатился белый мяч груди со сморщенным комком соска. В комнате пахло чем-то сладковато-кислым и перегаром.
– Замерз, - машинально буркнул Вовка, протягивая руку, чтобы поправить одеяло, не удержался и качнул сосок пальцем. Надежда еще теплилась в его теле.
– А это ты? Мы тут посидели вчера. С Иркой поболтали… обо всем. Понарассказала с избытком. Перебор новостей случился, - пробормотала жена, не открывая глаз, и перевернулась на живот, расправив испачканную чем-то футболку.
– Что… по…нарассказала? – надежда умерла так резко, что момент, когда она скукожилась окончательно, совпал с бегом невесть, откуда взявшейся капли пота, по позвоночнику. Капля скользнула в образовавшийся зазор под ремнем и продолжила свой бег между сжавшихся ягодиц. Парня обдало жаром воспоминаний: Иркины руки, играющие своими сосками у его лица; губы, скользящие по его животу и пробующие его на вкус; ее руки, нетерпеливые и жадные; снова губы, выдыхающие ему в открытый рот: «Еще! Ты можешь! Сделай это! Хочу!»
– Всё… Воды дай. Засуха, - послышалось от подушки, и Вовчик попятился, радуясь, что эта подушка пока еще в него не летит и жена лишь подает слабые признаки жизни.
«Может пронесёт?» - подумалось на ходу. Вовка повернул в кухонный коридор и ошалел. Белый глянец керамгранита пересекали смазанные кровавые полосы. «Словно кого-то волокли по полу. Блин!» - взгляд заметался. Стены. Потолок. Стены. Кровь. Ошмётки мяса. Осколки костей. Пол. Вещмешок. Лужа. Окно. «Блин!» Деревянный подоконник ровно по центру украшал, торчащий в нем Светкин «гномий топор». «Чертова сука. Ролевичка чокнутая. Блин!» Вовка снова дал заднего, стараясь не наступить на кровавые отметины. И уже в прихожей опустился на корточки, прислонившись спиной к двери в детскую. Справа от входной двери стояли Иркины туфли. Иркины. Туфли. Они их вместе выбирали… «Блин», повторенное уже, наверное, в сотый раз, наконец, освободило мысли для других слов. «Валить нужно отсюда. Светка, мать твою, ты же мать моих детей. Как ты могла?»- мысленно воззвал он и спросил, пытаясь говорить обычным голосом, вслух: